Академия Бикон. Том 1: Дисциплина и Портянки - Yirtimd2

Пламя погасло. Наступила полная темнота.

Где-то в глубине пещеры кто-то… хихикнул. Или заплакал. Или оба.

Юноша остался сидеть, глядя в пустоту. А в глубине его глаз впервые — пульсировала Тьма. Не внешняя. Его.

* * *

Пещера теперь была их залом. Каменные стены стали их учителями. Отзвук стали — их песней.

Юноша и Учитель стояли друг напротив друга. На них не было ни брони, ни защитных амулетов. Лишь аура — плоть, стиснутая волей.

Мечи были настоящие. Боевые. С лезвием, способным прорезать кость, и с тяжестью, способной сокрушить рёбра. Искры летели при каждом столкновении, но никто не отступал.

Хлёсткий выпад — и ответ. Поворот запястья — и сталь поёт. Ни звука кроме дыхания, камня и металла. Ни слов. Только бой.

Спустя десять кругов учитель резко отступил, и, затаив дыхание, произнёс:

— Помни.

О Силе Рода,

о Чести Клана,

о Величии , что было потеряно…

и о том, что только ты, юный воин, способен вернуть нам имя.

Юноша ничего не ответил. Он лишь медленно кивнул, не прерывая стойки. Его глаза были полны покоя. Его рука — готова.

И вдруг — вспышка. Рывок. Удар.

Парирование.

Меч Учителя вылетел из рук и со звоном отскочил в сторону, уткнувшись в камень.

Тишина.

Юноша не сделал ни шага вперёд. Он остался стоять, опустив лезвие вниз, с тем же спокойствием, что и в начале.

Учитель смотрел на него долго. Затем — тихо, как признание:

— Теперь я уже не могу обучать тебя как сражаться.

Ты перерос меня в этом.

Он подошёл и положил руку на плечо юноши. Тот всё ещё молчал, словно знал, что должно быть сказано.

— Осталось лишь одно, — сказал Учитель. — Тёмная Закалка.

Юноша посмотрел ему в глаза. Говорить было не нужно. Но он всё же произнёс:

— Да, Учитель.

Я постараюсь.

* * *

Они собрались в бездне — глубоко под землёй, там, где воздух не принадлежал живым.

Посреди каменного зала, окружённого чёрными колоннами и стонами времени, находилось озеро — не вода, а вязкая жижеподобная тьма, зловонная и холодная. Она шевелилась, словно дышала.

Вокруг стояли толпы в чёрных мантиях. Их лица были скрыты капюшонами, их руки сложены в символы древнего знания. Их дыхание не звучало, но ожидание висело в воздухе, как предгрозовое напряжение.

Юноша стоял один. Он был облачён в белую мантию, как лампа среди тьмы, как жертва, идущая в пасть чудовища. Но на его лице не было страха. Он смотрел прямо в глубину озера.

Тьма шептала ему.

Он сделал шаг вперёд. И ещё один. И ещё.

Жидкость охватила его ноги, затем колени. Казалось, она сопротивляется, хочет втянуть, поглотить, переварить. Но он продолжал идти, не дрогнув.

И тогда учитель заговорил. Его голос раскатился по залу, словно древний колокол, пробуждающий ужасы забытого мира:

— Да будут его враги растоптаны!

Да падут их города в пламени пожарищ!

Да сгинет их урожай, и да истлеют их запасы!

Да обрушатся беды на головы тех, кто встанет у него на пути!

Да будет крепка его рука и да не дрогнет его воля!

И пусть страх скуёт их сердца,

ибо он — живое воплощение ужаса!

Тьма дошла до груди. Затем до шеи. Юноша закрыл глаза — и нырнул.

Мгновение было вечностью.

Мир затаил дыхание.

И вот… поверхность чёрной жижи вздрогнула. Из неё поднялась рука. Затем — плечи. И он.

Он был уже не тот.

Белая мантия была черной. Лицо — мрачным и спокойным, будто вырезанным из тьмы. Взгляд — как клинок.

Сила пульсировала от него, как волна жара перед восходом.

Один за другим люди в мантиях пали ниц.

Некоторые плакали. Некоторые смеялись в экстазе.

Некоторые всхлипывали от ужаса, не в силах поднять глаз.

Он прошёл мимо них.

Медленно. Торжественно. Как бог, спустившийся к своим фанатикам.

Учитель опустился на одно колено, не поднимая взгляда.

И громогласно возвестил:

— Ибо отныне он —

ТЁМНЫЙ РЫЦАРЬ!

Истинный Сын Тьмы!

Огонь зажёгся сам по себе в чашах.

И тьма — приняла его.

* * *

Пещера вновь приняла его.

Он сидел в тени, как прежде. На голом камне. В одной лишь черной мантии. Без меча. Лишь он сам — очищенный, закалённый, изменённый. Но теперь он не был один.

Где-то в глубине, за глыбами, в темноте, наблюдал Учитель. Он не приближался. Ему больше не нужно было говорить — он знал: всё важное уже сказано. Всё остальное — лишь путь.

Но юноша… уже чувствовал его. Не глазами. Не слухом. А чем-то новым, пробуждённым внутри.

Присутствие.

Тепло в тени. Вес тишины. Тень, что не враг.

Он не пошевелился, не обернулся. Лишь слегка прищурился, и — впервые — улыбнулся.

И тогда началось.

Тьма начала сгущаться. Не как раньше — не страхом, а покоем. Призывом. Снова пришли они — те, что шепчут на забытых языках, чьи тела извиваются вопреки логике, чьи очертания дрожат, словно сон в лихорадке.

Они явились не чтобы нападать, а чтобы говорить.

И он — услышал.

Их речи больше не казались бессвязными.

Вой — оказался песней знаний, стон — летописью безвременья, а шёпот — ключами к Истинам, что запрещено говорить вслух.

Он внимал.

И тьма раскрылась перед ним, как грязный лотос, чьи лепестки были из костей и звёздной пыли.

И вот, когда тьма достигла своего пика…

Он явился.

Фигура человека. Почти.

Белые волосы, как снег в дыму.

Глаза — красные, глубокие, как кровавая луна.

На голове — рога, изящные и гладкие.

Он вышел из глубины пещеры медленно, величественно. Воздух сгущался под его шагами.

Остальные твари расступались — не с ужасом, но с благоговением.

Он подошёл и встал на одно колено перед юношей.

Склонил голову.

— Позвольте мне служить вам, юный господин, — произнёс он, с голосом, от которого дрожали камни. — Ибо для меня — это честь!

Юноша не сразу ответил. Он смотрел на него — и в его взгляде не было удивления. Лишь принятие.

Он уже знал. Он всегда знал, что это придёт.

Он протянул руку — не в знак милости, а как повелитель, принимающий присягу.

— Да, — произнёс он.

И в этот миг пещера содрогнулась.

Все демоны пали ниц.

А тьма… улыбнулась.

* * *

Площадка в глубинах катакомбы была залита красноватым светом — словно сама тьма здесь пульсировала в ритме сердца воина.

Юноша стоял в