Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

что Шатай встанет на защиту сестры. Уверен был, что попытается остановить непотребство. Но Шатай сидел затаив дыхание. Так тихо, что стоило заметить это раньше…

Кожа девки была гладкая и теплая. Нет, горячая. Кипяток. Железо раскаленное! Слишком поздно Змей понял, что сейчас жар принесет с собою боль. А девка вдруг переменилась в лице. Не напуганная рабыня, не униженная дочь лежала под ним, а жестокая богиня. Она обхватила его ногами и руками, прижалась всем телом.

– Получи же то, что заслужил, – прошептала Крапива.

Змей заорал, а бесшумно подкравшийся Шатай поднял нож, что так удачно успел выкрасть у отца. Воином он, может, был и не самым умелым, зато лазутчиком – каких поискать.

Шатай поймал ее за рукав и дернул на себя. Крапива поскользнулась и на миг нырнула в темноту. Но лишь для того, чтобы в следующее мгновение оказаться в объятиях брата.

– Когда впэрвые увидэл тэбя… Вон там, в том домэ…

Шатай кивнул на избу Свеи. Окна ее нынче зияли черными провалами – все, включая Матку, трудились под началом лекарки.

– Сразу влюбился? – смущенно улыбнулась Крапива.

– Нэт…

Девка вспыхнула:

– Как это нет?!

Шатай же лишь крепче прижал ее к груди:

– Понял, отчэго ваша власть над нами так сильна. Дочэри Рожаницы прэкрасны… И тогда я узрэл это. Но понял… понял много позжэ, почэму богиня благословила вас.

– И почему же?

– Потому что вы мудрэе и смэлэе нас. Пока мы борэмся друг с другом, вы лэчитэ. Кормитэ. Рожаетэ дочэрэй. И вы нэ прогоняетэ нас, когда мы проигрываем битвы. Ты жэлала княжичу смэрти? Там, в стэпи. Он вэдь обидэл тэбя.

Он шляха пахло сырой землей и кровью. Всего сильнее Крапиве хотелось умыть его чистой водой, чтобы боле ничто не напоминало о жестокой сече.

– Наверное… Поначалу…

– Он обидэл тэбя. И продолжал трэпать языком, но ты все равно нэ отомстила ему.

И верно, продолжал. Как дикий волчонок, оказавшийся в теплой избе, кусался снова и снова, уверенный, что его приволокли лишь для того, чтобы выждать и напасть.

Крапива покачала головой:

– Нет. Не желала. Боялась его, это да. Но смерти он не заслужил. Хорошую трепку разве что, ну да ее он и так получил.

– А шляхам? Тэм, кого привел Змэй?

– Я просто хочу, чтобы они ушли, – прошептала травознайка.

Шатай коснулся губами ее темени:

– Вот поэтому.

– Что?

– Поэтому я люблю тэбя, аэрдын.

С навеса тонкими струями стекала вода. Еще немного – и струи станут каплями, а там и вовсе пропадут. И тогда попрятавшиеся от непогоды люди снова превратятся во врагов и друзей.

Шатай подставил под струю ладонь, набрал пригоршню и плеснул себе в лицо.

– Все жэ плохо, что ты нэ уехала с Посадником, – сказал он.

– Ты тоже не уехал.

– Тогда этот наш… – криво усмехнулся он, – погиб бы.

– Да.

– Он хотэл остановить бой в одиночку. Но нэ знал главного.

– Чего же?

– Что змэе надо рубить голову. – Шатай отстранился, но продолжал сжимать плечи Крапивы, словно это придавало ему сил. – Много раз мы с ним рэшали, кто храбрэе или умнэе. Но забыли о главном: Рожаница оставила нам своих дочэрэй. И слушать нужно их. Поэтому я скажу тэбэ, что узнал и что задумал, а ты рэшишь, будэшь ли со мною рядом.

Все, чем Змей унизил степь, стократ усилилось и вернулось к нему. Ожог, схожий с теми, что оставляют листья крапивы, не разлился по коже, а проник до самых костей, отрывая от них мясо. Тот, кого боялись и ненавидели, орал и плакал, как мальчишка. А аэрдын лишь крепче прижималась к нему обнаженным телом, и оно дарило не наслаждение, а новые и новые волны боли.

– Заслужил, – шептала травознайка, и синие глаза ее полнились не страхом, нет. Торжеством!

Стальная стрекоза вспорола кожу. Пол окрасился алым, а лицо Шатая – ликованием. Лезвие ножа выскользнуло из раны лишь для того, чтобы вонзиться вновь. Он готовился бить снова и снова, пока труп Змея не превратится в бесформенное месиво, пока не исчезнет все, напоминающее, что когда-то и он звался человеком. Но Змей не зря слыл умелым воином. Он вырвался из объятий подлой девки и пихнул Шатая так сильно, что худощавое тело впечаталось в кожаную стену шатра, а та, прогнувшись, снова выбросила его вперед. Нож упал меж противниками. Однако воины, заслышав возню, не вбежали и не выручили господина: Змей славился жестоким нравом, и мешать ему учить уму-разуму рабынь никто не посмел.

– Я убил своего отца и братьев. – Тяжело дыша, Змей поднялся в полный рост. Из раны чуть выше пояса струилась кровь, а тело в тех местах, где касалась его аэрдын, напоминало освежеванную тушу. – Я не доверился бы ублюдку, которого принесла неизвестная шлюха.

Шатай тоже вскочил:

– Правильно. Потому что этот ублюдок убьет тэбя! – И он вновь кинулся на отца.

Один и другой потянулись к клинку, но столкнулись и завозились, пачкаясь в крови. Шатай мазнул по рукояти кончиками пальцев, Змей придавил его руку сапогом, удар – и вот уже нож недосягаем для обоих.

– Ее звали Нардын, и она была моей матэрью! А ты убил ее! – прохрипел шлях.

Змей ответил:

– Твоя мать была шлюхой и получила то, что положено шлюхам! Твою сестру ждет то же самое!

Копошащийся клубок тел всего меньше походил на отца и сына. Схожих лицами, теперь их незримой пуповиной связала еще и общая ненависть. Чем окончится противостояние? Умрет ли Змей или лишь переродится в сыне, когда тот познает истинный вкус крови?

Грудь Крапивы тоже залила горячая липкая кровь. Словно в отместку за ожог, Змей и девке оставил метку. Аэрдын рванула в темноту, поглотившую оружие, поскользнулась, упала на живот и снова поднялась. Все существо ее противилось – оборвать жизнь, чтобы спасти другие. Разве могут справедливые боги сплести подобное полотно судьбы? Но случается и так, что кровь рождает жизнь, а для того, чтобы выпустить в мир нечто новое, требуется разрезать пуповину… или отрубить змее голову.

Когда до ножа осталось всего ничего, наперерез Крапиве кинулась тень. Быстрая, как степная кошка, и такая же жестокая.

– Нет!

Но верная рабыня Лада, обеими руками неумело сжимая оружие, уже неслась к своему господину.

Они оба лежали на полу. Шатай хрипел в объятиях отца, глаза его налились кровью и закатились, ногти тщетно царапали мощные предплечья Змея. Большой Вождь рыкнул на Ладу:

– Ну! Живее!

Вот сейчас чиркнет лезвием по горлу – и не станет дерзкого юнца, поверившего, что сможет одолеть грозу Мертвых земель. Крапива спешила к