Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

Они встали один против другого. Василь – крепкий, румяный, с огненной головой, и чужак – истощенный и бледный, словно бы больной, одноглазый, хромой, рано поседевший и куда как меньше в плечах. И, сцепись они, никто не сказал бы сразу, кто победит. К ним протолкалась, обнимая живот, Звенигласка. Встала рядом с мужем: маленькая, кругленькая, светленькая, зато злая, что кошка окотившаяся.

– Только тронь! – прорычала она.

И поди объясни дурехе, что колдуну перечить – что отраву хлебать!

Один удар сердца минул, второй, третий. Зеленые глаза пылали яростью, синие – решительной тревогой. В единственном черном же глазу чужака не было ни следа живого огня. И тогда колдун… поклонился. Низко-низко, хотя всякий понял, как непросто дался ему этот поклон, ажно косточки заскрежетали! Он коснулся ладонью мягкой травы, а после, разогнувшись, той же ладонью провел по темени, на мгновение откинув волосы от белесого слепого глаза. Испокон веков так божились, что не свершат зла на той земле, на которую ступили.

– Хорошо говоришь, яровчанин. Заслушаешься! Что же, спрашивай, отвечу, как подобает гостю.

Василек кашлянул и засучил рукава. Потом передумал, одернул и снова засучил. Яровчане сгрудились теснее – никому не хотелось упустить, что же скажет рыжий и что ему ответит колдун. Но никто, окромя Василька, слова взять не решился. Да никому другому колдун бы уже и не ответил. Тогда Василь велел:

– Назовись наперво. И скажи, зачем явился.

Чужак малость попятился, и люди, что обступили его, отшатнулись, как трава под порывом ветра. А колдун распахнул полы балахона и скинул его наземь. Верно, когда-то он был красив. Статен и силен, поджар, как охотничий пес, ловок и гибок, как розга. Нынче от былой красоты осталось мало. Осунувшийся, сутулый и уставший, с глубоко залегшими под глазами тенями. Нога, на которую колдун припадал при ходьбе, и верно была нездоровой: правый сапог плотно облегал штанину, в левый же без труда вошли бы три пальца. Пламя костров уродовало его исхудавшее лицо, делая глубже морщины и, что куда страшнее, высвечивая оскал, менее всего походивший на улыбку.

– Не узнали? – немного погодя спросил чужак. – Что же, люди прозвали меня Змееловом. И я пришел за гадюкой, убившей сегодня человека.