Провинциальная девчонка - Джулия Гарвуд

Похоронная церемония была короткой и немноголюдной. Присутствовали только несколько родственников Джона да близкие друзья. Камерон пришел, а вот Престон и Даллас отговорились занятостью. Зато, была домоправительница Кэтрин, и Джон, покидая церковь, слышал ее громкие завывания. Позже она встала перед ним в вестибюле, сжимая четки и злобно пялясь на него с выражением: гореть-тебе-в-аду-за-грехи.

Джон, не задумываясь, уволил едва не бьющуюся в истерике женщину.

Присутствовали также двое скорбящих родственников Кэтрин, но они держались позади ничтожно маленькой процессии, шагавшей к склепу. Джон несколько раз оглянулся на мужчину и женщину, отчетливо ощущая их упорные взгляды, но когда понял, что они действуют ему на нервы, повернулся к ним спиной и склонил голову.

Небеса рыдали по Кэтрин и пели ей заупокойную. Пока священник молился над ней, молнии прорезали низко нависшие тучи, гром гремел оглушительными раскатами, а ливень обрушивал сверху потоки воды. И так продолжалось до той минуты, когда урну с пеплом закрыли в склепе.

Кэтрин наконец упокоилась с миром, а мучения ее мужа закончились. Его друзья ожидали, что он будет скорбеть и одновременно радоваться, что жена больше не страдает. Что ни говори, а он любил ее всем сердцем, верно ведь?

Несмотря на то, что все советовали вдовцу немного отдохнуть, он на следующий же день вернулся к работе, утверждая, что должен чем-то заняться, дабы не мучиться тяжелыми мыслями.

Погожим безоблачным днем он ехал по Сент-Чарлз. Солнце грело плечи. Во влажном воздухе висел сладкий запах жимолости. Из динамиков рвалась его любимая «Мне так больно».

Джон припарковался в подземном гараже на обычном месте, поднялся на лифте в свой офис и открыл дверь, на которой висела табличка с его именем. Секретарь поспешила навстречу с выражениями соболезнования. Джон ответил, что жена любила такие чудесные летние дни, а она потом пересказала сотрудникам, что он произносил имя жены со слезами на глазах.

Шли дни, и Джон старался побороть депрессию. Но на работе казался рассеянным и отчужденным, занимавшимся повседневными делами механически, словно по обязанности. Правда, временами он вел себя неестественно жизнерадостно, чем еще больше шокировал подчиненных, относивших его выходки на счет не унявшейся скорби. Поэтому они старались оставлять его в покое, и не тревожить по пустякам. Джон был не из тех, кто изливает свои печали окружающим, и все знали, как он замкнут.

Зато они не знали, что Джон также ведет весьма активную жизнь.

Уже через две недели после «события» он избавился от всяких болезненных напоминаний о жене, включая мебель в стиле итальянского Ренессанса, которую обожала жена. Уволил всех преданных слуг и нанял экономку, никогда не видевшую Кэтрин. Велел перекрасить двухэтажный дом снизу доверху в яркие, бросающиеся в глаза тона и перепланировать сад. Добавил фонтан, который давно хотел установить, тот самый, с херувимом, у которого из ротика лилась вода. Он давно мечтал о таком, но когда показал Кэтрин картинку в каталоге, та объявила фонтан чересчур аляповатым.

Все было сделано, как пожелал Джон. Он выбрал современную мебель из-за изящных, не вычурных очертаний, чистых линий. Дизайнер по интерьерам лично руководила ее расстановкой.

Потом, когда последний грузовик отъехал от дома, хозяин и, о-такая-способная-и-красивая молодая дизайнерша окрестили новую, покрытую черным лаком кровать на свой лад. Прокувыркались всю ночь на дорогом матраце… в точности как он обещал ей год назад.