Плетения Судьбы. Не потерять себя - Татьяна Мираббилис

— Не нужно ничего говорить. Оставь все в прошлом. И не нужно останавливаться, — я хотела его поцелуев. До крика. До дрожи. Эристел замер от моих слов. Так и застыл, опираясь на локти. И только сердце набирало разгон. — Не нужно останавливаться. — В ответ зарылась в его волосы, щекотавшие мое лицо. — Я люблю тебя. Очень сильно. И не нужны никакие слова.

По телу Эристела прошла судорога. Его тело дрожало, как от озноба. Он открыл глаза и снова вгляделся в мои. Минута. Две. С силой сжал пальцами мой затылок и прильнул к губам. Твердо. Жестко. С привкусом крови и отчаяния.

Часть 1. Глава 8

Я проснулась, когда за окном уже темнело. Эристел спал рядом, крепко прижимая меня к себе. За все время, что я была сиделкой при нем, он впервые спал спокойно, тихо. Черты лица разгладились. Пропала бледность. Он стал самим собой. Я улыбнулась — его губы странным образом зажили. На них не было ни трещинки. И, насколько я смогла рассмотреть, шрамы на теле пропали, словно их и не было. Наговская регенерация пришла в рабочее состояние? А вот мои губы распухли до состояния вареников и не собирались стухать. Чисто человеческая черта. Но я была счастлива. Не знаю, чего он там опасался со своим «не смогу остановиться», но меня все устраивало.

Сейчас мне хотелось встать и размять ноги — все-таки эта кровать не была рассчитана на двоих. Для меня здесь стояла тахта, но последние сутки она оставалась аккуратно застеленной. Теплая мужская рука надежно защищала меня от падения с кровати и всех невзгод мира, если смотреть на вещи шире. Такое приятное ощущение нужности и защищенности. «Я нужна ему!» — улыбнулась, счастливая. Осторожно нащупала ногой пол. Попробовала выскользнуть незаметно. Пальцы, обнимающие меня, превратились в сталь, в затылок нервно выдохнули:

— Ты хочешь уйти? — а голос тихий, безжизненный.

— Нет, что ты, — повернулась к Эристелу лицом и встретилась с больным взглядом, — просто хотела привести себя в порядок, ноги размять. И чтобы ты поспал нормально. Вдвоем ведь неудобно на этой кровати.

— Мне никогда не было более удобно, чем спать вот так, рядом с тобой.

Такое тихой признание, а по спине прокатилась волна жара и еще чего-то неясного, дрожью отозвавшегося в кончиках пальцев. Потянулась к его губам и поцеловала. Так. Просто. Эристел замер и задышал часто-часто.

— Ничего не говори, — я приподнялась на локте и шутливо накрыла его губы рукой. Он поочередно поцеловал каждый палец, повторяя мою недавнюю шалость, словно заочно соглашался с любым моим решением. Потом дурачество переросло в что-то большее. Эристел неторопливо втянул пальчики по очереди в рот, неотрывно смотря в мои глаза. Отчаянно, твердо. Во взгляде засветились безуминки.

— Не могу так больше, — Эристел навис надо мной, заставляя снова лечь на спину. Зира, ты мое запредельное желание. Одержимость измученного разума и тела. Не мучь. Останови меня, пока не поздно. Прошу тебя. Одно лишь слово, и я больше не прикоснусь. — Он уже не целовал, он проглатывал мои пальцы горячим ром, окутывая их языком, и сводил с ума. Я смотрела на все это распахнутыми до предела глазами. Слушала его сбивчивое бормотание. Остановить его? Что за бред? Внутри меня сжималась тугая пружина, давя на все нервные окончания. Я не хотела, чтобы он прервал свои поцелуи, даже такие странные.

— Останови! Прошу!

— Нет. Не хочу. И не проси больше остановить. Ты мне нужен. Мне нужны твои поцелуи, чтобы дышать. Чтобы жить. Не проси о другом. Не остановлю, не отпущу, — пружина выстрелила, и я застонала, прогибаясь навстречу своему мужчине. Он припал к губам, впитывая мой крик, и делясь со мной ответным судорожным выдохом. Рот в рот. Тело к телу. Его руки обжигали, касаясь оголенной кожи. Но я млела от этого жара — как сладки были эти касания. Тело пело и молило о большем. — Не останавливайся. Не останавливайся, прошу…

Где-то там, в полуобморочном сознании, я помнила, что дверь заперта, и к нам никто не вломится и не застанет в пикантной ситуации, в постели. Это расслабляло и делало время сказочным. Но что-то еще билось в мозгу. Но оно ускользало прочь, не оставляя даже меток, чтобы было за что зацепиться. Кому нужен мозг, когда тело поет и тает? И чего этот взрослый мужчина так боялся?

— Я хочу тебя полностью, моя маленькая змейка. А ты не ставишь между нами преград, — мужской взгляд обжег, испепелил и снова воспламенил.

В голове сработал триггер, выстреливая между глаз транспарант: «Поцелуй для мужчин — начало постельных отношений, а не просто обнимашки. Он хочет тебя, как мужчи…» Я захлебнулась осознанием ситуации. Для меня достаточно было именно их — обнимашек и поцелуев. Но я сама провоцировала его на большее. Жар и стыд разлились по телу, наступая на острые ледяные иглы правильного воспитания, и засели огненным ежом внизу живота. В меня словно раскаленных камней напхали. А сверху льдом обложили. Папа и мама, как же кособоко было ваше воспитание! Личное спокойствие для вас было приоритетней. Вы упростили жизнь себе, но усложнили ее мне в миллионы раз. Ведь я ничего не знаю. Что мне теперь делать? Как правильно поступить? Не оттолкнуть, но и не показаться в глазах любимого недостойной, распущенной?

Эристел напрягся. Считать эмоции с моей ауры ему не составляло труда. Обвинения в сторону родителей, как и тихое отчаяние, неожиданно сменились словами Милисент об отношениях в паре. Я помнила их дословно. Зеленушка и здесь меня спасала. В очередной раз. Следом всплыли слова Эристела о том, что он хочет, чтобы все шло своим чередом, и мои уверения, что я все это знаю. Но черт, как же страшно оказаться с выбора лицом к лицу. Страшно решиться. Вдруг я все неправильно понимаю.

Тяжелый вздох вернул меня в реальность. Мужские руки разомкнулись на моем затылке, освобождая меня из захвата. Эристел все понял по-своему. Стало ужасно холодно и одиноко. Он оперся на локоть, давая мне возможность уйти. А я вдруг четко поняла, что не хочу «выползать» из этого уютного кокона крепких мужских рук. Не желаю освобождаться от веса мужского тела и не хочу больше цепляться за «правильно» и «неправильно», «можно» и «нельзя». Это моя жизнь и мои правила. Пора становиться взрослой.

Руки, они действовали