Сердце самой темной чащи - Оксана Олеговна Заугольная

– Я умерла, умерла, умерла! – завыла она, когда до леса всего ничего оставалось. Уже убежала бы обратно в чащу, ее ведь никто не держал! Только Василиса хотела ее успокоить и в лес отправить тропку домой искать, как у Кощея терпение лопнуло.

Кончики губ его дрогнули и вниз пошли, совсем немного, но Василиса и того напугалась, а глаза засверкали. Белесо-голубой потемнел почти до иссиня-черного, а кошачий зеленый сверкнул яростью. Щелкнул Кощей пальцами, раз – и заместо воющей красавицы лягушка скользкая сидит, квакнуть боится.

Шагнул к ней Кощей, занес ногу раздавить, а Василиса его за пояс обхватила и назад потянула.

– Не дави, Кощей, оставь ее! – жалобно попросила.

Замер Кощей, так ногу и не поставил, пока лягушка прочь не ускакала. А потом ладони в перчатках своих железных на ее руки положил, и Василиса вздрогнула, сообразив, что натворила. Царя навьего руками схватила и на полпути остановила! Не сносить ей головы и квакать вместе с той ревой на болоте! А то и расплющит сапогом – и поминай как звали. Не дождется батюшка Василисы из темной чащи.

А Кощей к ней лицом развернулся и за руки схватил.

– Пожалела дурочку? – обманчиво мягко спросил Кощей, сжимая запястья точь-в-точь как во сне, только руки его сейчас в перчатках были и больно царапали кожу. – Забыла, кто я такой, Василиса?

– Помню, Кощей, как тут забыть? – дрожащим голосом произнесла Василиса. Хоть и страшно ей было и тоже хотелось упасть и расплакаться, но уж очень лягушкой квакать не хотелось. – Только я не ее пожалела. Чай не прошу за ней по болотам бегать и расколдовывать. А вот сапоги у тебя ладные, кожа мягкая, подметки ровные. Жаль их лягушачьей кровью пачкать.

Она наконец осмелилась посмотреть на лицо Кощея и увидела, что снова один уголок губ вверх пополз. Неужто не злится?

А Кощей опустился на одно колено да ногу ее за щиколотку ухватил и на себя потянул, на колено себе поставил. Щекам Василисы так жарко стало, что она их ладонями накрыла, чтоб остудить. Ладно она ноги у колодца помыла, а то совсем бы со стыда под землю провалилась.

– А ты босая ходишь, – снова его голос звучал мягко, словно не было только-только в нем колючей вьюги, холодного льда. – Почему, Василиса? В сундуках и сапожки сафьяновые, хоть овечьи, хоть козьи, цвета любого, с каблучком или без. Почему не надела?

Дернула Василиса на себя ногу, но Кощей держал пусть нежно, но крепко и только острием большого пальца перчатки стопу поглаживал.

– А куда мне сапожки такие? – вздохнула Василиса, оставив попытки вырваться. Словно сон ее странный продолжался, что за напасть! – В коровнике убирать или в поле ходить? Зимой и то в деревне лучше валенки, вот от них я бы не отказалась. Мои прохудились совсем, а батюшка слушает мачеху и думает, что мне не надо ничего. Снова если заболею, как в прошлую зиму, могу до весны не дожить.

Василиса глаза зажмурила и только вздрагивала от ласки непривычной. Ждала, что Кощей скажет.

– Странная ты, Василиса. – Отпустил ее ногу наконец Кощей и сам поднялся. – Лето еще к закату только клонится, а ты уже про зиму думаешь!

– Не странная, обычная. – Василиса поспешно ногу убрала и на шаг отступила, пока Кощей ее не держит! – Готовь сани летом, а телегу зимой, слыхал, небось? Вот с валенками точно так же.

Удивился Кощей. Облизнул рассеянно тонкие бескровные губы, глаза его посветлели. Оба.

– Будут тебе валенки, Василиса, – наконец произнес он. – Выполнишь мои задания – и будут. А пока остаешься одна, не сожги мои хоромы, в остальном делай что хочешь, ходи, где любо будет. Только за ворота без меня идти не смей!

Кивнула Василиса и вернулась во двор. Оттуда смотрела, как щелкает Кощей пальцами и снова встает его конь вороной. Улетел Кощей вихрем черным, с карканьем последовал за ним огромный ворон. Без скрипа закрылись ворота – осталась Василиса одна.

– Эй, – позвала она тихо, – Безымянный! Ты тут?

Не ответил ей слуга Кощея. Уж она его и в хоромах кликала, в каждую светелку поднялась. Молчит.

Села тогда Василиса за стол, куколку рядом посадила, скатерть ладонями погладила.

– Подай, скатерушка, тех разносолов, что сестрицы мои и мачеха дома едали, а мне и объедочков не доставалось, – попросила она тихо.

И появились перед ней и дичь жареная с соусами ягодными, и грибы с травами, и яблоки в жидком темном сахаре, и крендели в меду.

От каждого самый лакомый кусочек Василиса перед куколкой клала да и о себе не забывала. Вкусно ей было. А к концу обеда, согревшись сбитнем медовым, вспомнила она про задание Кощея. А ведь совсем о нем запамятовала!

Хотела куколку попросить помочь, как мать перед смертью наказывала, но не решилась. Это ж не беда пока, так, напасть.

«Коли до вечера не пойму, что я в себе не знаю, то тогда и совета спрошу», – пообещала она сама себе и пошла дальше по хоромам гулять.

Даже до Кощеевой башни добралась. А добравшись, не удержалась и на краешек постели села. Перина у Кощея была пуховая, одеяло легче облака и теплее шубы куньей. Подушки узорчатые, с таким изящным шитьем, что Василиса залюбовалась.

Рассиживаться не стала и поспешила спуститься, подальше от башни. А там сундуков видимо-невидимо! Стала Василиса их открывать и смотреть. Не соврал Кощей – чего там только не было. И парчовые платья, золотом расшитые, и шубки кроличьи, воротники лисьи, и кольца, бусы – глаза разбегались, что первым в руки брать, на что смотреть, что примерить!

Только все со вздохом Василиса обратно в сундуки сложила. Не соврала она Кощею: некуда ей такое носить, только разве что Милицу злить да смерть свою кликать. Не спустит ей мачеха, если она в такой шубке и сапожках вернется, со света сживет.

Чтобы себя не тревожить больше прежнего, снова Василиса на двор вышла. Обошла по кругу, каждого кола в частоколе коснулась. Широк двор Кощея, а ни коров, ни коз с овцами – ничего. Пусто на дворе, только и есть что конюшня, а кто в ней стоит, Василиса узнавать побоялась. Уж больно шумно зверь там дышал и ворчал, стоило ей приблизиться.

Уж снова в дом Василиса собралась, как вдруг вспыхнул глазами один череп и словно шепнул что-то. Подошла Василиса ближе, прислушалась.

– Сними с кола, девица, не побрезгуй, – прошептал череп. – Службу тебе сослужу, коли за ворота вынесешь.

Василиса вздохнула. Что за существа