Развод. Зона любви - Ульяна Соболева

Да, баба красивая, да, не визжит, не скулит, но это не делает ее особенной. Все здесь сначала держатся. А потом ломаются.

Меня дергает охранник:

— Полковник, ЧП в блоке, баба на Брагину наехала.

Я замираю на секунду.

— Что случилось?

— Кобра чуть ей горло не вскрыла.

Глаза заливает красным.

— Где она?!

— В медблоке.

Я уже на выходе.

Я сам себе поражаюсь, но мне похуй. Я хочу увидеть ее прямо сейчас.

Коридоры, камеры, решетки — все проносится мимо, как в тумане. Блядь. Меня не должно так цеплять, но кулаки уже сжаты, челюсть сведена.

Кобра. Сука. Ты допрыгалась!

Я знал, что это рано или поздно случится. Тюрьма — это не просто стены. Это стая. Здесь есть свои правила, своя иерархия. Иерархия, где такие, как Брагина, мясо. И если бы она была хоть чуть слабее… Ее бы уже не было. Я влетаю в медблок, и все взгляды моментально обращаются на меня. Фельдшер вздрагивает, охранник делает шаг назад.

Но мне плевать на них. Она сидит на койке. Бледная. На шее — тонкий красный след. Остаток лезвия у горла. Волосы спутаны, губы сухие, но глаза… Глаза такие же. Холодные. Спокойные. Гордость, мать ее, как проклятие.

— Выйдите, — бросаю я фельдшеру и охране. Голос низкий, безразличный, но никто не спорит.

Дверь закрывается. Мы остаемся одни. Я медленно подхожу, ставлю руки на пояс, смотрю на нее сверху вниз.

— Ты даже не спросишь, зачем я здесь?

Она чуть приподнимает голову.

— Я уже знаю.

Я смыкаю губы в тонкую линию. Она не сломалась. Даже сейчас.

— Ты в порядке?

Она на секунду задерживает дыхание. Ее плечи дрогнули, почти незаметно.

Но я все равно это вижу.

— Жива, — отвечает тихо.

— Врач сказал руку вывихнула…

— Немного. Упала.

— Ну да. Упала на Кобру?

— Я стучать не собираюсь.

— Та понятно, что не Павлик Морозов. Только я всегда и все знаю. Даже когда вам кажется, наоборот.

— Это хорошо, что все знаете.

Меня почему-то корежит от этого ответа. Я смотрю на этот тонкий след у нее на горле. Еще миллиметр, и был бы труп. Ее труп. Меня передергивает от злости.

— Ты даже не понимаешь, насколько ты в жопе, да? — шиплю, приближаясь к ней. — Здесь либо ты, либо тебя. Ты что, думала, что сможешь просто отсидеться?

Она молчит.

Гордость. Сука, гордость.

Я протягиваю руку и беру ее за подбородок, медленно, но твердо, заставляя посмотреть на меня.

— Брагина, если ты не начнешь играть по правилам, тебя закопают быстрее, чем ты поймешь, что происходит.

Она смотрит мне в глаза.

И я вижу в них огонь.

И от этого огня меня бросает в жар.

— А какие они ваши правила?

Глава 6

Её кожа под пальцами горячая. Не от температуры, не от лихорадки — от адреналина, от ненависти, от какой-то чёртовой внутренней силы, которая не даёт ей сломаться.

Она не отводит взгляд. Она не боится меня.

Я наклоняюсь чуть ниже, сжимаю её подбородок сильнее.

— Ты думаешь, что выживешь здесь на одной гордости? — мой голос низкий, ровный, но в нём сквозит раздражение. — Ты дура, Брагина. И если ты не поймёшь это прямо сейчас, тебе конец.

Она дёргает головой, вырываясь из моей хватки. Я мог бы удержать, но не делаю этого. Хочу посмотреть, как она будет себя вести.

Она медленно выдыхает, проводит языком по пересохшим губам. Я замечаю этот жест, и мне это не нравится.

— Я уже поняла, — говорит тихо, но в голосе ни капли жалости к себе.

Я усмехаюсь, отхожу на шаг.

— А вот хер там. Если бы поняла, ты бы не сидела здесь с почти перерезанным горлом, а сама загоняла других в угол.

Она ничего не отвечает.

Я кладу руки на стол, чуть наклоняюсь к ней.

— Ты мне скажи, ты жить-то собираешься? Или мне сразу тебе яму копать?

Я жду, что она сорвётся, что начнёт кричать, обвинять, сломается, покажет, что на самом деле внутри неё уже пустота.

Но Брагина делает вдох. Медленный, глубокий. А потом поднимает голову и снова встречается со мной взглядом.

— Я выживу.

Меня пробивает током.

Чёртова женщина.

Она сказала это так уверенно, так, будто ей больше нечего терять. Будто она уже знает что-то, чего не знаю я.

Я медленно поворачиваюсь обратно, скрещиваю руки на груди.

— Откуда такая уверенность? — мои слова звучат с насмешкой, но внутри ни капли веселья. — Ты едва не сдохла, а ведёшь себя, как королева. Долго ещё будешь играть в неприкасаемую?

Я смотрю на неё. Она бледная, губы пересохли, тонкая полоска крови на шее — еле заметная, но, сука, меня бесит сам факт её наличия.

Я молчу.

Она тоже.

Слишком гордая. Слишком упрямая.

Я качаю головой, беру сигарету из пачки, закуриваю. В затяжке есть что-то успокаивающее, но руки всё равно чешутся кого-нибудь уебать.

— Тебя больше никто не тронет, — говорю жёстко, без пояснений.

Она прищуривается.

— С чего вдруг?

Я смотрю прямо в её голубые глаза, делаю шаг ближе.

— Я так хочу.

Тишина.

Она не отводит взгляд. Я тоже.

Блядь.

Я сам себе поражаюсь, но не могу от неё оторваться. Красивая…никогда не думал, что смогу запасть с первого взгляда.

Анна моргает медленно, как будто обдумывает мои слова.

— Ты хочешь? — тихо повторяет она, но в её голосе нет удивления.

Ее «ты» звучит так интимно, что меня пробирает.

Она смотрит на меня внимательно, почти изучающе, как будто пытается разобрать меня на части. Узнать, насколько далеко она может зайти, проверить, что я скажу дальше.

Но я не собираюсь ничего объяснять.

Я делаю ещё один шаг ближе. Между нами остаётся не больше полуметра. Она вынуждена поднять голову, чтобы смотреть мне в глаза.

— Тебе этого недостаточно? Или ты хочешь, чтобы я расписал всё по пунктам?

Она сжимает губы. На лице не дрогнул ни один мускул, но я вижу, как напряглись пальцы на её коленях.

Она чувствует это. Это грёбаное напряжение между нами.

Я затягиваюсь глубже, выпускаю дым в сторону, выкидываю сигарету в приоткрытое окно с решетками.

— Ты, главное, не обольщайся, Брагина, — говорю хрипло. — Я не твой спаситель. У меня нет ни времени, ни желания вытаскивать тебя из дерьма. Но если кто-то ещё сунется к тебе с ножом — я лично ему этот нож в глотку загоню. А ты не нарывайся. Корону сними.

Я вижу, как её ресницы чуть дрогнули.

— Почему? Почему никто