Коллектор - Ульяна Соболева

встретить. Светлые волосы выбились из-под шапки, в руках — какой-то пакет с продуктами. Она выглядела… такой маленькой. Хрупкой. Как будто сильный ветер мог её унести.

Я стоял в тени, наблюдал. Она меня не видела.

Первая встреча — изучаешь объект.

И в этот момент меня накрыло.

Это не было про долг. Не про работу. Даже не про эти чёртовы деньги. Это было про неё. Она была… другой. Такой, какой я никогда не видел. Такой, которая должна была быть рядом.

Я стоял, смотрел и думал только одно: "Моя. Всё. Точка."

Сначала только глаза — большие, голубые, испуганные. Хрупкая, бледная, в этом старом пальто, которое больше похоже на тряпку, чем на одежду. В руках ключи дрожат.

Я стоял в тени. Не двигался. Она посмотрела на меня, и я увидел этот страх. Настоящий, чистый страх. Как будто перед ней не человек, а волк, который загнал её в угол.

— Вера Анатольевна, — сказал я. Спокойно, тихо. Так, чтобы каждое слово цепляло её изнутри. — Это вы?

Она кивнула. Слов не нашла.

Я вышел из тени, шагнул ближе. Вижу, как она сжимается, как будто я ударю. Но мне это не нужно. Мне нравится этот страх. Он обжигает. Пульс у неё видно даже через шарфик, как дрожит эта тонкая шея. Я не могу оторвать глаз.

Она говорит что-то — тихо, сбивчиво. "Я заплачу, мне нужно время". Но я даже не слушаю. Её голос будто глушит всё вокруг. И он сводит меня с ума.

Она вроде и не красивая. Ну, не такая, чтобы глаз не оторвать. Фигура простая, волосы светло-рыжеватые, тонкие, чуть растрёпанные. Веснушки на носу, лицо без косметики. Простая. Обычная. Но меня клинит.

Клинит так, что я сжимаю кулаки, чтобы не сорваться.

Она смотрит на меня этими огромными, до чёрта голубыми глазами, и я чувствую, что пропадаю. Тону в ней.

— Скоро… Мне нужно ещё немного времени… — шепчет она.

Я улыбаюсь. Не могу сдержаться. Не весело. Не добро. Просто усмешка. Потому что я знаю, что она врёт. Они всегда врут. Но это не важно. Важна она.

Я наклоняюсь чуть ближе. Не трогаю. Просто хочу, чтобы она чувствовала мой вес. Мою силу. Она замирает. Дыхание прерывистое. Мне кажется, ещё чуть-чуть, и она расплачется. И мне это нравится. Больше, чем должно. Этот страх, этот отчаянный блеск в её глазах. Он будоражит, как ничто другое.

Я смотрю на неё и понимаю, что это не про долг. Уже нет. Я бы мог оставить её в покое. Уйти, забыть. Я мог бы дать это дело кому-то другому. Но я не могу.

Она стала моей. С первой минуты.

После этого я начал следить за ней. Я хотел узнать всё. Где она работает. С кем разговаривает. Во сколько уходит и возвращается. Что читает. Что слушает.

Я нашёл её соцсети. Листал фотографии. Улыбки, рисунки, её ученики. Простые посты. Какой чай она пьёт. Какую музыку слушает. Всё это — я впитывал, как воздух.

Я узнал, где она покупает продукты. Какую маршрутку ловит, чтобы доехать до работы. Что она делает в свои выходные.

Мне этого было мало. Слишком мало. Я копался в её прошлом. Искал документы. Хотел понять, откуда она такая. Почему одна. Почему так боится людей. Искал ее бывших. Нашел парочку…И тут же захотелось их в черные мешки закатать. Только за то, что смели ее трогать, целовать…или трахать. Ей двадцать шесть. Вряд ли она целка.

Она стала моим центром вселенной. Моей точкой невозврата.

Каждую минуту я думал только о ней. Даже когда не видел её, даже когда она не была рядом — она была в моей голове. Как яд, который отравляет всё внутри.

Я не знал, как остановиться. Да и не хотел.

Глава 10

Телефон тёти в списке контактов я знаю наизусть. Пальцы дрожат, но всё равно нажимаю на зелёную кнопку вызова. Гудки — долгие, тягучие, будто намеренно издеваются. И вот наконец её голос — привычный, тёплый, но чуть хриплый.

— Вера, Верочка, здравствуй, милая!

Я улыбаюсь, хоть губы почти не двигаются, а в груди колет от тревоги. Улыбка — это как щит. Слышать её голос живым — уже полегчало, но я знаю, что тётя обычно не рассказывает о своих проблемах, пока не начинаешь тянуть из неё клещами.

— Тётя Люда, как вы? Всё нормально? Лекарства пили? Что врач сказал?

Она отмахивается — я чувствую это даже через трубку. Начинает говорить что-то о погоде, о телевизоре, о каких-то новостях. У меня внутри всё горит от нетерпения.

— Тётя Люда, ну хватит уходить от темы. Вы как себя чувствуете? — перебиваю её.

— Верочка, не переживай. Всё хорошо. Давление, конечно, скачет, но я уже привыкла. И таблетки принимаю. Всё нормально.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Хорошо. Она жива. Она со мной говорит.

— А ещё, представляешь, тут у нас такое было! — вдруг меняет тему тёта. Голос её становится бодрее, даже чуть весёлым, будто она собирается рассказать что-то интересное.

— Что случилось? — напрягаюсь я.

— Разбили окно!

У меня сердце падает куда-то вниз.

— Что?! Как разбили? Кто?

— Не знаю. Ночью, наверное, кто-то камнем кинул или ещё как-то. Утром проснулась, а окно треснутое всё. Я, конечно, испугалась, думала, что так и придётся жить, но тут пришёл парень.

— Какой парень? — в горле пересыхает, слова будто застревают.

— Высокий такой. Очень высокий. Крепкий. Бородатый. Лет тридцать пять, наверное. Сказал, что из домоуправления. Я сначала испугалась, но он такой вежливый, Верочка! Очень культурный. Сказал, что всё быстро починит. Привёл людей — те поставили новое стекло. Всё как новенькое! Представляешь? Даже денег не взяли!

Я чувствую, как мир вокруг меня рушится. Всё. Каждое её слово — будто гвоздь в гроб моего спокойствия. Высокий. Бородатый. Крепкий.

Это он.

К горлу подкатывает ком. Я почти не слышу, что говорит тётя. Голос становится каким-то далёким, приглушённым, как будто я провалилась в воду.

— Тётя Люда, — перебиваю её, голос хриплый, будто сорванный. — Вы уверены, что он из домоуправления?

— Ну конечно! А кто же ещё? Он так уверенно говорил, даже документы показывать не стал. Зачем ему врать? Всё так быстро починили! Очень хороший человек. Я бы не справилась без него.

— Он представился?

— Да…Сказал Асланом зовут.

Я сжимаю телефон так, что пальцы белеют. Хороший человек? Это он разбил твоё окно, чтобы потом его "починить", чёрт возьми! Мир вокруг меня орет как сирена. Это он.