Коник-остров. Тысяча дней после развода - Татьяна Рябинина

уравновесилось давлением снаружи, чтобы его сжимало мягкое, теплое, влажное… женская плоть. Иначе мерзкая тянущая боль в яйцах и в паху гарантирована. Ручки? Ну да, физическое напряжение снять можно. Вот только не всегда с возбуждением уходит и желание. Член уже спит, а оно все зудит и зудит, как комар над ухом.

Я пытался вспомнить ее уродиной — какой она бывала, когда мы ссорились. Заплывшие от слез глаза, потеки туши, распухший нос, красные пятна на щеках. А сквозь эту картину, как второй снимок, отснятый на один кадр, просвечивали опущенные ресницы, приоткрытые от страсти губы, подрагивающие ноздри. Пытался вспомнить, как она орала базарно-визгливым голосом, выплевывая похожие на жаб слова, будто мачехина дочка из сказки. А слышал тихое, бархатное «я люблю тебя…»

Пытался представить ее в постели с Магничем — как он обнимает ее, целует… трахает по-всякому. Уж это точно должно было срезать любое желание под корень. Но слащавый красавчик растворился в темноте, и вместо него с Сашей оказался я. И это мои губы были на ее груди, мои пальцы пробирались между сжатыми ногами, прокладывая путь в то самое мягкое, теплое, влажное… женское. Я помнил ее запах, помнил горьковато-соленый вкус ее сока. Помнил, как она запрокидывает голову и тихо стонет от наслаждения.

Наваждение…

Встал, натянул штаны, вышел на крыльцо. Пик белых ночей уже прошел, но закат все еще сливался с рассветом. Сел на ступеньку, глядя туда, где на стыке воды и неба светилась желто-оранжевая полоса. Скрипнула дверь, в щель просочилась Лиса. Устроилась рядом, положила морду мне на колени.

— Ну что, и тебе не спится? — спросил я, поглаживая рыжий загривок.

А мысли уже рвались туда — на десять лет назад, в такие же белые ночи…

* * *

июль 2012 года

— Простите, а главный корпус — это куда?

Я сегодня дежурный на воротах. Открываю, закрываю, записываю в журнал всех входящих и въезжающих. Тоска зеленая, но все лучше, чем на кухне. Там, невзирая на лица и статус, командует толстый повар Палыч, ему все равно кого гонять, хоть второкурсников, хоть аспирантов.

Замок заело, дергаю, обдираю пальцы. Оборачиваюсь со свирепой рожей. Две девчонки, прошмыгнувшие у меня за спиной, топчутся растерянно с сумками в руках.

— По проезду до конца и направо.

За одну короткую фразу не успеваю толком рассмотреть их, поэтому притормаживаю вопросом:

— Биофак?

Биостанцию в Кузнечном оккупировали всевозможные разновидности биологов, но иногда просачиваются и посторонние экземпляры вроде меня — с геологического или географического.

— Да, — кивает высокая фигуристая брюнетка. — Экология. Пятый курс.

Ну да, на своем факультете я бы такую вряд ли пропустил.

— Пятый? Заочницы, что ли?

— Нет, у нас специалитет. А вы? Кстати, меня Кира зовут. А это Александра, — она небрежно машет рукой в сторону своей подруги.

— Иван. Геофак, магистратура. Гидролог.

— Ну ладно, еще увидимся. Приятно было познакомиться, — улыбается кокетливо, с заманушечкой.

Отвожу взгляд и упираюсь им во вторую, совершенно неинтересную. Вот вообще никакая: среднего роста, худая, острые скулы, ключицы — как металлоконструкции. Наверняка и кости тазовые торчат так, что трахать травмоопасно. Ни бюста, ни попы. Прямые русые волосы чуть ниже плеч. Ни одной яркой черты, не за что глазом зацепиться.

Подумав так, я случайно ловлю ее взгляд и… цепляюсь. Всего на какую-то долю секунды, как будто микрозазубриной на ногте. Самые обыкновенные глаза, не большие, не маленькие, серые, но зрачки затягивают, как омуты.

Они уходят, оставив после себя странное мятное послевкусие — легкий холодок на языке и в желудке. Спохватываюсь, что забыл записать их в журнал. Да плевать, никто не проверяет.

Полуденное марево, надсадный стрекот кузнечиков в траве, запах разогретой сосновой смолы. Сижу в будке, закрыв глаза, вспоминаю Киру и ее зазывную улыбку.

Почему бы и не да? Постоянной девушки у меня нет, только легкие, ни к чему не обязывающие знакомства. На первом курсе встречался с Ариной из параллельной группы. Я был влюблен, она снисходительно позволяла быть рядом с ней. Пока не выяснила мое материальное положение, которое я старался не афишировать. Выяснила — и резко захотела за меня замуж. Так резко, что заставила настороженно присесть на попу и задуматься. Жениться в обозримой перспективе я не собирался, поэтому отношения эти свернул и с тех пор обхожусь короткими связями ко взаимному удовольствию.

Кира вполне в моем вкусе, люблю ярких. И чтобы было за что подержаться — не толстух, но с формами. А главное — чтобы без комплексов и без претензий на высокое и чистое. Может быть, когда-нибудь и я захочу этого, но уж точно не сейчас.

Так что… берем Киру. Два месяца в сухом воздержании — это много. Я никогда не ломлюсь в закрытые двери, видимо, не охотник по натуре. Но если девушка сама дает понять, что не против, стараюсь не упустить шанс.

Еще увидимся, сказала она.

Непременно увидимся. Может, даже сегодня вечером. Если не идет дождь, после ужина мы собираемся на поляне у озера, разводим костер, болтаем, поем, танцуем. В непогоду остаемся в столовой, но там слишком тесно. Сегодня прогноз обещает ясно, так что… все возможно. Придет, куда денется. Белая ночь, костер… романтика. Она явно не из тех, кто долго ломается. Резинки бы не забыть.

Интересно, а эта… Александра тоже придет?

Имя ей совершенно не подходит. Какая она Александра, курам на смех? Так… Шурик. Джинсики, маечка, ноль косметики. Девчонка. Пятый курс, говорите? Двадцать один год, получается, всего на год младше меня. И не скажешь ведь. На вид от силы восемнадцать.

А глаза такие странные. Прямо втягивают в себя, как черная дыра. Интересно, какая она, когда улыбается? Губы пухлые, но в меру, ей должна идти улыбка. И носик такой… аккуратненький.

Пытаюсь вспомнить ее лицо, собрать все это вместе: глаза, губы, нос, скулы, но никак не получается. Образ ускользает — будто дразнится. Кира — тут все четко и определенно. И… скучно?

Да ну ладно, чем интереснее эта серая мышка? Я даже голоса ее не слышал, ни слова не сказала.

Любопытно, а какой у нее голос? Высокий, низкий? Мне нравятся низкие женские голоса — мягкие, бархатные, отдающие в животе, как сабвуфер. И не только в животе. А эта мышь наверняка должна пищать… как мышь.

И тут вдруг запоздало соображаю, что вечером пролетаю: дежурство на воротах до одиннадцати. Обычно там сидит сторож, но сейчас у него отпуск. Обидно. Как бы кто-нибудь не подцепил такую красотку первым.

Время до ужина тянется, как резина.