Влюбляясь в Бентли - Адриана Лав

уйдет, я никогда не выберусь отсюда. Я делаю шаг, и моя спина снова ударяется о стену, не сильно, но достаточно сильно, чтобы дать мне понять, что он не собирается никуда меня отпускать.

— Откройте эту чертову дверь! — кричит Сойер, в его тоне звучит нетерпение. — Это важно! — Стерлинг ткнул пальцем в мою сторону.

— Не двигайся… Я разберусь с этим, а потом мы поговорим.

Я смотрю в спину Стерлингу, когда он пересекает квартиру и рывком открывает дверь, намереваясь отругать брата.

— Попробуй взять трубку своего мобильного хоть раз. Я звоню тебе уже несколько часов. Неужели ты не можешь хотя бы ответить на звонок? — Глаза Сойера сразу же нашли мои.

— Нам нужно поговорить, — говорит он Стерлингу. — На улице.

Что-то в том, как он это произносит, и в том, как он смотрит на меня, вызывает тошнотворное чувство. Я перебираю в уме все возможные варианты. Если его отец окончательно решил выгнать меня, то он опоздал, я ухожу сама.

— Тебе лучше знать, что не стоит приходить сюда и выкрикивать приказы, — рычит Стерлинг, пытаясь захлопнуть дверь перед лицом Сойера. Сойер ловит его рукой; он наклоняется и что-то шепчет брату.

Бросив быстрый взгляд через левое плечо, Стерлинг выходит вслед за Сойером в коридор. Дверь захлопывается. По позвоночнику пробегает холодок. Оттолкнувшись от стены, я подбегаю к двери и прижимаю к ней ладони, достаточно близко, чтобы услышать, о чем говорят.

Слова звучат приглушенно, невнятно.

Я прислушиваюсь.

Когда за дверью послышалось движение, я встала у дивана и стала ждать, пожевав уголок нижней губы. Выражение лица Стерлинга, когда он возвращается в дом, говорит мне все, что я должна знать. Он останавливается у барной стойки и хмурится. Между нами около пятнадцати футов. Он без рубашки и восхитительно сексуален в одних брюках. Мне все равно. Я почти не замечаю. Меня волнует только то, что за то короткое время, что он провел в коридоре с братом, он превратился из злого на меня в жалеющего.

— Малыш, иди сюда, — говорит он, протягивая руку. Я качаю головой.

— Что случилось?

— Думаю, тебе стоит хотя бы присесть. — Он подставляет мне один из барных стульев и усаживает на него.

Мой взгляд падает на Сойера, его руки засунуты в передние карманы джинсов, плечи поданы вперед в черной футболке.

— Виктория, тебе стоит его послушать.

— Я не хочу сидеть, — говорю я им, вцепившись в спинку дивана для опоры, кожа жесткая под моими потными ладонями. — Я хочу, чтобы кто-нибудь из вас сказал мне, что происходит.

Стерлинг проводит рукой по волосам, выдыхая долгий вздох.

— Это касается твоего отца. — Он тяжело сглотнул. — Я не могу этого сделать, когда ты стоишь вон там, — говорит он, его голос охрип. Он делает несколько шагов ко мне, его глаза умоляют.

— Не подходи ближе. Я не хочу, чтобы ты был рядом со мной… Я просто хочу знать.

— Хорошо. — Его руки исчезают в глубоких карманах брюк, отражая неловкое поведение брата рядом с ним, с той лишь разницей, что Стерлинг не разрывает зрительного контакта. Он ждет, готовясь к моей реакции. Что бы он ни хотел мне сказать, он думает, что это опустошит меня. Слезы собираются в моих глазах.

Есть только одна вещь, которая может меня опустошить.

— Твой отец умер три часа назад в больнице. — Стерлинг вынимает руки из карманов и протягивает одну. Комната кружится. Я зажмуриваю глаза, когда внезапный холод проникает в мою душу. Мое дыхание прерывается, я крепче вцепляюсь в диван.

— Мне так жаль, детка. Что я могу сделать? Как мне тебе помочь? — Я открываю глаза и вижу, что по его щекам катятся слезы.

Мне все равно. Он не может чувствовать себя так же плохо, как я.

Я вижу лучшего человека.

Я вижу нежные глаза, ямочки, мужчину, который больше всего на свете любит свою жену и дочь. Я вижу человека, который не может быть здоровым. Ради всего святого, он подрядчик. Он занимается спортом и каждый день находится на солнце. Боже, что я ему сказала в последний раз? Я заставляю себя вспомнить. Из моей груди вырывается рыдание. Таксофон! Я решила остаться. Я могла быть с ним.

— Как? — спрашиваю я Сойера, избегая взгляда Стерлинга.

— Аневризма головного мозга. Это произошло внезапно, — объясняет Стерлинг. — Его нашла твоя мать. Мой отец дал ей номер моего мобильного, но когда она попыталась позвонить на…

— Ты был слишком занят, чтобы ответить, — заканчиваю я, уже делая шаг к двери. На автопилоте у меня только одна мысль — попасть домой.

Стерлинг встает на моем пути и протягивает руку, хватаясь за мои руки, его глаза полны отчаяния.

— Феникс? — Напряжение трещит в пространстве между нами.

— Сойер, не мог бы ты… — начинаю я, бросая взгляд на единственного парня, на которого могу смотреть. — Я не могу сейчас иметь с тобой дело, Стерлинг.

— Прямо сейчас? — глубокомысленно спрашивает он. — Или никогда?

— Не знаю. Честно, не знаю.

Сойер кладет руку на напряженное плечо брата.

— Я позабочусь о том, чтобы Виктория благополучно добралась до дома.

Стерлинг отпускает меня, давая мне свободу. Я принимаю ее.

Глава 36

Вера

Виктория

Я смотрю на яркое солнце, даже не моргая. Если оно поджарит мою сетчатку, мне будет все равно. Я все жду дождя, но на небе нет ни единого облачка.

На похоронах всегда идет дождь.

Пара стильных черных солнцезащитных очков закрывает мое лицо. Мне всегда казалось, что это выглядит нелепо: семья и друзья, собравшиеся вокруг места захоронения, одетые в черное, в солнцезащитных очках. Я всегда думала, что такое бывает только в кино. Теперь я понимаю. Солнцезащитные очки скрывают налитые кровью опухшие глаза.

Пастор Майкл стоит у гроба. Он читает из раскрытой в его руках Библии.

Я не понимаю, о чем он говорит.

Мне все равно.

Я смотрю на маму: ее