Генерал короля - Дафна дю Морье

Он снова помолчал и заговорил еще тише.

— Я не буду в обиде, если мое имя впишут туда только мелкими буквами. Обо мне скажут: «Он был солдатом, генералом армии Его Величества на западе». Эти слова могут стать моей эпитафией. Но никаких других Ричардов в ту странную книгу уже не впишут. Потому что генерал Его Величества умер, не оставив наследника.

После этих слов воцарилось молчание. Ричард продолжал стоять у окна, я сидела в кресле, сложив руки на коленях. Сейчас должна наступить развязка, будут злые рыдания взахлеб, потоки обвинений. Гроза собиралась восемнадцать лет, теперь, наконец, пришло время выплеснуть накопившееся.

Это наша вина, наша, а не его, говорила я сама себе. Когда бы Ричард способен был прощать, а я побороть гордыню, если бы наши сердца были исполнены любви, а не ненависти. Имей мы хоть немного сострадания… Слишком поздно. Мы опоздали на целых двадцать лет. И вот теперь во искупление наших грехов должна пролиться кровь жертвенного агнца.

Но он не стал кричать и не пролил ни единой слезы. Он вышел из своего угла и встал посередине комнаты, совсем один. В темных глазах его не было страха, руки не дрожали. Дик вдруг стал выглядеть старше обычного, старше и умудреннее. Как будто, пока говорил отец, он повзрослел на несколько лет.

Тут Дик нарушил молчание, и я услышала его прежний мальчишеский голос.

— Как же мне теперь быть? — спросил он. — Это сделаешь ты, или я сам должен убить себя?

Первой встрепенулась Гартред, мой давнишний враг. Встав с кушетки, она опустила вуаль на лицо и подошла к моему креслу. Не говоря ни слова, она взяла его за спинку и вывезла меня из комнаты. Вскоре мы очутились в саду, залитом солнцем. Обе молчали, потому что говорить было не о чем. Ни я, ни она, и никто на свете, ни в прошлом, ни в будущем не узнает, что сказал Ричард Гренвиль своему сыну тогда в галерее, в усадьбе Менабилли.

Вечером того же дня, в западной стороне графства началось восстание. Никто не смог предупредить роялистов Гельстона и Пензанса, что главари заговора на востоке арестованы и восстание обречено на провал. Они поднялись в назначенный час, как и было запланировано, и были встречены не растерявшимся врагом, а прекрасно вооруженными, подготовленными частями, присланными в Корнуолл специально для этой цели.

Французский флот не захватил острова Силли. Двадцать тысяч человек не высадились на песчаных отмелях около Додмана. Главарей восстания сковали цепью и посадили в гарнизонную тюрьму в Плимуте. Там были и Трелони, и Арунделл, и Треваньон, и Бассетт. То, что должно было стать ярким факелом, от которого запылает вся Англия, оказалось робким, дрожащим огоньком, горевшим всего мгновение и погасшим в сыром воздухе Корнуолла.

Несколько домов и лавок, ограбленных в Пензансе и Мульоне, дикое, неорганизованное наступление на Гунбилли Дауне, во время которого никто не знал, куда скакать, с кем сражаться. Затем последний отчаянный бой около ручья Моган, когда войска парламента загнали роялистов, вместе с их никудышными командирами, прямо в глубокую реку Гельфорд.

Восстание 1648 года. Дай Бог, чтобы это была последняя война на земле Корнуолла. Оно длилось около недели, но для тех, кто страдал и погибал в это время, оно тянулось целую вечность. Сражения велись к западу от Труро, и мы в Менабилли не слышали грома пушек, но все дороги и тропинки были перекрыты, и даже слуги не решались выходить из дома.

В тот же вечер к нам в Менабилли прибыл полковник Роберт Беннетт, наш давний сосед, с ротой солдат, и произвел довольно поверхностный осмотр дома, не найдя там никого, кроме меня и Гартред. Полковник не догадывался, что явись он десятью минутами раньше, он поймал бы призовую дичь.

Как сейчас помню Ричарда, сидящего в столовой, в окружении пустых стульев. Сложив руки на груди, он отказывался слушать мои просьбы.

— Пусть забирают и меня. Я во всем виноват. Из-за меня страдают мои друзья. Пусть случится самое худшее. Может быть, если я сдамся добровольно, то спасу Корнуолл от разорения.

Гартред, к которой вернулось все ее прежнее самообладание, только пренебрежительно пожала плечами.

— Не поздновато ли сейчас изображать мученика? Что изменится от того, что ты пойдешь в тюрьму? Ты слишком много о себе думаешь, Ричард, если считаешь, что, получив тебя, они освободят остальных. Твоих друзей вce равно ждет заключение и смерть. Ненавижу эти театральные жесты и величественные позы в последнюю минуту. Будь мужчиной, вы оба должны бежать следом за Банни.

Ни она, ни я не смотрели на Дика, а тот, как всегда молча, стоял рядом с отцом.

— Почему же? Мы с Диком еще покажем себя на эшафоте, — ответил Ричард. — У меня, правда, шея потолше, наверное, потребуется два удара топором.

Гартред демонстративно зевнула.

— Думаю, такое удовольствие не про твою честь. Не будет тебе мученической смерти при большом скоплении народа. Вместо этого придушат тебя петлей где-нибудь в мокром подземелье. То-то славная смерть для Гренвиля!

— Может быть, для этих двух Гренвилей действительно лучше умереть в безвестности, — тихо сказал Ричард.

После этих слов наступила пауза. Наши невысказанные мысли как будто пронизывали воздух. Вдруг, впервые после незабываемой сцены в галерее, заговорил Дик.

— А что будет с Рэшли? — спросил он нервно. — Если враги обнаружат здесь нас с отцом, можно ли будет как-нибудь доказать, что они к этому делу не причастны?

Я схватилась за эту мысль, как утопающий за соломинку.

— О них ты, конечно, не вспомнил, — начала я. — Ты не подумал, что будет с ними. Кто поверит, что ни Джонатан, ни Джо ничего не знали о ваших планах? Их отсутствие в Менабилли не может служить доказательством их непричастности. Их обоих призовут к ответу, а потом и мою сестру Мери, и бедную Элис, уехавшую в Третерф, и Джоанну со всеми ее малышами. Всех — и Джонатана в Лондоне, и крошечного ребенка Джоанны — ждет теперь тюрьма, а возможно, и смерть, если тебя схватят в Менабилли.

В эту минуту в комнату вошел слуга, очень взволнованный.

— Полагаю, вам следует знать, что к нам прибежал мальчишка и говорит, что на вершине холма Польмир собираются солдаты. Некоторые направляются в Полкеррис, а остальные — сюда, к нам.

— Весьма признателен тебе за службу, — поклонился ему Ричард.

Слуга вышел из комнаты и, думаю, тотчас отправился к себе, чтобы притвориться больным, когда придут солдаты. Ричард поднялся и поглядел мне в глаза.

— Боишься за своих Рэшли? И поэтому не хочешь отдать меня на растерзание волкам? Хорошо, на этот раз буду сговорчивей. Показывай мне свой знаменитый тайник, который так пригодился четыре года назад.

Я заметила, что Дик вздрогнул и перевел взгляд с меня на отца.

— Дик знает дорогу, — сказала я. — Может, ты соизволишь спрятаться там вместе с ним?

— Крыса, за которой охотятся, не выбирает себе компаньонов.