Наследство Лэндоверов - Виктория Холт

— Он вам, наверное, докучает, мисс Tpeccидор? — обратилась ко мне няня.

Я ответила, что, напротив, мне очень интересно.

Я стала рассказывать ему притчу из репертуара мисс Белл, заключавшую в себе неизменную мораль. В ней говорилось о двух детях, которые помогли однажды безобразной старухе донести до дому вязанку дров. Каково же было их изумление потом, когда старуха вдруг превратилась в прекрасную фею, пообещавшую исполнить три их желания. Я говорила, а в голове звучал голос мисс Белл: «Добродетель всегда так или иначе вознаграждается. Если и не исполнением трех желаний, то как-нибудь по-другому обязательно». Это морализаторское окончание я выкинула из своего рассказа. Меня очень тронуло то внимание, с которым он слушал. Я даже заметила явное сожаление на его лице, когда мы прощались.

Эта встреча заставила меня предположить, что родители относятся к нему равнодушно. Было и другое доказательство этого. В тот день я увидела его на конюшне.

Он с восторгом наблюдал за щенятами, которые играли и возились между собой, изображая драку. Вместе с ним был еще один ребенок, его ровесник, сын конюха. Им было очень весело.

Вскоре за вторым мальчишкой пришла его мать. Она остановилась чуть в сторонке, наблюдая за смеющимися детьми, а потом покачала головой и тихо сказала мне:

— Бедняжка. Хорошо хоть, что время от времени у него есть возможность общаться с другими детьми. — Я поняла, что она говорит о Джулиане. — Порой мне кажется, что моему Билли лучше живется, потому что он не является сыном сквайра. — Я сказала, что Билли выглядит очень счастливым. — Большое богатство его в этой жизни не ждет. Но детям оно и ни к чему. Им другое нужно. Любовь… Насчет этого у Билли все в порядке. А вот Джулиан… Бедняжка. — Вдруг выражение ее лица переменилось. — Я это так сказала… Надеюсь, вы не станете рассказывать об этом…

— Разумеется, не стану, — успокоила я ее. — К тому же я с вами согласна.

А про себя я подумала: «Значит, люди жалеют его. Бедняжка. Он лишен родительской любви». В душе стал закипать гнев на тех, кто занят собой и своими делами настолько, что не обращает внимания на собственных детей.

По своему опыту я знала, что такое недостаток родительской любви. Но у меня была Оливия. А этот мальчишка был совсем один. Отдан на милость своей няньки.

Она была, несомненно, доброй женщиной и исполняла свои обязанности согласно всем строгим правилам. Но после знакомства с Джулианом мне стало ясно, что он истосковался по нежности, которой знал, увы, немного в этой жизни.

До этого я вообще редко задумывалась о детях. Но теперь всерьез разозлилась на Поля и Гвенни. Гвенни была ослеплена своими деньгами, а Поль — своей ненавистью к той сделке, которую заключил из-за этих денег.

Я понимала их обоих. Поль ищет легкого выхода из положения, а Гвенни недовольна тем, что он сожалеет о своей женитьбе на ней. Но я все равно не могла простить им, что они забыли про собственного ребенка.

Джулиан бьш их наследником. Ребенком, безусловно, желанным, ибо олицетворял собой продолжение рода Лэндоверов. Но им не приходило в голову, что это ненормально, когда ребенок общается только с прислугой, которой платят деньги за то, чтобы она о нем заботилась.

Я очень привязалась к Джулиану. Мы стали часто видеться, и я все больше замечала, как он ждет этих встреч.

Я подозревала, что вскоре это начнет уже бросаться в глаза. Интересно, какой вывод из этого будет сделан соглядатаями?..

А тем временем напряженная атмосфера, царившая в этом доме, все никак не рассеивалась. Гвенни из кожи лезла вон в попытках обратить всеобщее внимание на то, что ей удалось сделать с особняком. Поль в свою очередь старался не смотреть на нее, а когда все-таки делал это, глаза его странно темнели. В такие минуты мне вспоми нался разговор с Джеми: «Со временем у него на этой почве расстроились нервы… Сначала несильно, но чем дальше, тем хуже… Пока наконец не прорвало».

Да, я определенно чувствовала опасность. Внутренний голос неустанно предостерегал меня: «Уезжай. Иначе не миновать беды. Неужели ты хочешь иметь к ней какое-то отношение? Тебе следует уехать… пока не поздно».

Но я все не уезжала.

Мы часто виделись с Яго. С ним было весело. Я с удовольствием принимала его непосредственные ухаживания, смеялась его шуткам. Он был неизменно жизнерадостен и ко всему относился беззаботно, чем являл собой полную противоположность Полю. Яго любую ситуацию мог обратить в веселую шутку. Он делал вид, что влюблен в меня. Говорил, что я поступаю по отношению к нему жестоко, отвергая его ухаживания. На что я притворно резко отвечала, что, похоже, он от этого не очень-то страдает.

Порой мы встречались, когда я совершала верховые прогулки. Я была уверена, что эти встречи не были подстроены им, а носили действительно случайный характер. Я знала, что он готов бьш пофлиртовать с любой встретившейся на его пути привлекательной молодой женщиной. В этом бьш весь Яго. И такой он меня вполне устраивал.

Кузина Мэри как-то сказала:

— Да, воистину это ему следовало жениться на дочке Аркрайта. Он воспринял бы это со свойственной ему легкостью, и они жили бы счастливо.

— Очень скоро она уличила бы его в изменах, — возразила я. — И это, конечно, омрачило бы их супружеское блаженство.

— Яго нашелся бы, как отвертеться, я в этом не сомневаюсь.

— Но что говорить об этом сейчас, когда все случилось по-другому?

— А жаль, — грустно проговорила кузина Мэри.

В ту минуту меня охватило любопытство: интересно, подумала ли она обо мне и вообще, многое ли ей известно?

Лично я повзрослела и стала совсем не такой, какой была раньше, когда грезила романтическими героями. Я убеждала себя в том, что теперь вижу в мужчинах лишь то, что в них есть на самом деле. А это отнюдь не способствовало укреплению веры в человечество.

Я думала о матери, ее муже и капитане Кармайкле. Думала о Джереми, который все силы положил на то, чтобы поймать за хвост жар-птицу, а когда ему это удалось, принялся хладнокровно тратить деньги моей сестры на некую Флору Карнеби. Я думала и о Поле, который, в сущности, продал самого себя, а теперь молящими глазами смотрел на меня, уговаривая прожить жизнь вместе с ним втайне от всех.

«Обойдусь без мужчин», — наконец решила я про себя.

Но в этом я была неискренна сама с собой. Я не смела видеться с Полем наедине, ибо сознавала свою слабость, боялась собственных чувств, своей любви к нему. Боялась не устоять, поступиться принципами, независимостью, внутренним ощущением того, что праведно и неправедно. Считая себя в этом отношении слабее, чем была на самом деле, я твердо решила, что обязана быть решительной.

Поэтому я виделась с ним только на людях и поощряла шутливый флирт со стороны Яго, которому удавалось смешить меня и поднимать мне настроение.

Прошло Рождество. Гвенни настояла на том, чтобы мы в числе прочих гостей провели рождественский вечер в Лэндовере.