Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая

дрожащими руками сняла ветошку, которой та была обвязана, и выложила два блина на каменную груду. Кивнула Молёнке и показала на них – это тебе, ешь. Та засмеялась – беззвучно, только показала несколько зубов – и схватила блины. И пропала. А бабка развернулась и пошла вокруг каменной груды посолонь, ведя за собой Дединку с пустой махоточкой.

Белый свет оказался непроглядно темным – в нем по-прежнему стояла полночь. Вот так оно все перепутано, перевернуто, но Дединка привыкала к этому с детства и не удивлялась. Она любила ходить с бабкой Перучадой – они и жили теперь вдвоем. Направляясь в поля, в луга, в лес или к реке, Дединка постоянно видела, как возле бабки вьются некие звери: или две мыши бегут впереди по тропинке, или два зайца скачут вокруг по кустам, или две белки несутся наперегонки по ветвям. Присядут они с бабкой отдохнуть в тени – из травы вылезут две жабы. Не любила она, если бабкины прислужники показывались в виде змей: и неприятно, и знак нехороший. То ли дело, когда они идут стирать на мостки, а духи являются двумя уточками и принимаются играть в воде.

– Я помру, они тебе служить будут, – говорила ей бабка. – Как выйдешь замуж, будут они твои.

Но судьба обманула: когда Дединке пошла двенадцатая зима, бабка Перучада вдруг исчезла. Искали ее два дня, а потом однажды два белых зайца прискакали к Былеславице, младшей бабкиной дочери, и позвали за собой. Привели в Кривой Лог – Перучада лежала мертвая, уткнувшись головой в каменную груду. Здесь и зарыли ее прах в горшке, собранный с крады погребальной. А два зайца или две мыши с тех пор везде провожали Былеславицу: она давно была замужем, растила троих детей и раскрыла все положенные женщинам их рода силы. У Дединки тлела надежда, что духи перейдут к ней, когда она выйдет замуж, но силы покойной матери ее подвели: к четырнадцати годам она была выше всех женихов-ровесников, да и тех, что старше. Теперь она жила у Былеславицы, а та, не желая расставаться с помощниками, не спешила отдавать племянницу замуж. Была с ней ласкова, но говорила, что такую рослую девку в чужие люди отдать нельзя: насмехаться будут. Обожди, говорила, пока женихи вырастут. Дединка и ждала: на всех парней она смотрела не то чтобы свысока, но немного сверху.

Так и пришла пятнадцатая зима, когда случился раздор со смолянами. Когда стали выбирать, кого отослать в Свинческ, Былеславица пошла в Кривой Лог, и два белых зайца наперегонки скакали за ней по тропе. Вернувшись, рассказала: видела Дединку, едущую по снегу на санях…

От такого видения следовало удариться в плач: не могло оно предвещать ничего, кроме смерти. Отъезд в чужие люди, в иное племя, за тридевять земель, не замуж даже, а в таль, в полузависимое положение, был ничуть не лучше гибели. Даже хуже: в Закрадье хотя бы среди своих будешь, а у смолян – среди чужих. Дединку, Хотимку и Волкашку, выбранных по жребию из старших сыновей самых уважаемых отцов, провожали как умерших, с плачем и причитаниями. Сидя на санях, Дединка закрывала лицо руками, не желая видеть снежной дороги на тот свет.

И только уже проехав полпути, вспоминая последние дни дома, начала подозревать, что сокрушение Былеславицы было не таким уж чистосердечным. Отправив старшую внучку Перучады за тридевять земель, Былеславица могла не бояться, что та выйдет замуж и потребует себе бабкиных помощников…

* * *

– Но почему я-то?

Былеславица, младшая сестра матери, была старше Дединки всего лет на десять. Однако за семь лет обладания духами-помощниками она приобрела уважение и подобающие ему повадки. Дединка не была строптивой и не спорила со старшими в роду, но сейчас вуйка сказала что-то совсем несуразное.

– Не я так надумала – Кривой Лог так показал. – Былеславица махнула рукой на запад, где лежало это урочище. – Дедам так угодно, а нам остается волю их исполнять.

– Уж коли напрядено тебе так, куда деваться? – вздохнула другая тетка, Угрея, жена Добрована. – Мы и сами не рады, да ведь кому-то же надобно…

Сила Былеславицы оказалась иной, чем у ее матери. Бабка Перучада видела умерших, и они отвечали ей, а Былеславица наблюдала прямо как все было – или будет, перед глазами. Еще в начале лета она вновь принесла из Кривого Лога видение о Дединке. Три зимы назад она видела ее едущей на санях, а теперь Темный Свет показал ей племянницу, идущую по какой-то горе вверх, все выше и выше. Именно в то время, когда Былеславица опять пошла в Кривой Лог с тем же вопросом: кому суждено покинуть родные края, но только уже без надежды воротиться.

– Это честь тебе! – уверенно сказала Былеславица ошарашенной Дединке. – Кому же еще и быть? Ты у нас по всем гнездам наилучшего рода, все твои матери и бабки славились. А других невест взрослых у нас и нет нынче. Видно судьбу твою: кабы не увезли тебя к смолянам, так уж была бы замужем. Боги тебя в роду сберегли – теперь всем родам оковским послужишь.

– Кабы не это, мы и не ведали, где тебе жениха искать, – добавила Угрея. – Ты девка добрая, а что ростом с мужика – вины твоей нет. Да вот ведь и рост, и невесть где три зимы просидела, невесть у кого – кто ж теперь замуж возьмет? Разве вдовец какой, может, Навид, или хромой Дремлюга – так бобылем и живет, кто ж за него пойдет. Но и тебе-то что в них счастья? А вон оно что…

«Как будто есть моя вина в том, что я три зимы у смолян прожила!» – подумала Дединка, но промолчала. Только прикусила губу изнутри, стараясь не дать слезам пролиться на щеки. Что от роду суждено, того не изменить, но от острого чувства несправедливости кололо в груди.

От Свинческа до Былемиря на верхней Оке добирались две девятницы; за это время миновало новолуние и теперь новый месяц опять отрос на четверть. Ехали тремя санями – маловато для такой долгой дороги через несколько рек, через земли смолян и угрян. На ночь просили приюта в весях над рекой, спали на полу, на соломе, укрывшись своими кожухами, но в тепле. Однажды путникам не нашлось иного приюта, кроме бани: в избах маленькой веси и без них было тесно. Печь истопили, но Дединка едва осмеливалась спать: стоило задремать, как кто-то начинал давить на грудь и душить мохнатой лапой – баенный, не удовлетворенный подношением, пытался извести чужаков.

Наутро