Радио Попова - Анья Портин

– А что ты о нем знаешь?

– Довольно мало. Судя по вздохам, ему лет пять.

– Значит, это для него я рисовал инструкции?

– Да. И второе радио тоже ему.

– А как его зовут?

– На двери фамилия Пелтонен. Имени я не знаю. По вздохам много чего можно определить, но вот имя – нет.

– А что можно?

– Иногда по его вздохам я понимаю, что он давно не ел или целый день не выходил на улицу, – проговорила Аманда. – Похоже, он почти все время проводит перед телевизором, как и многие другие Забытые.

– Пока электричество не отключат.

– Точно. – Аманда улыбнулась. – Этот мальчуган из средней категории, как и ты. Почти забытый, частично функциональный.

– А я был…

– Полностью забытый, но высокофункциональный, – подтвердила Аманда, сворачивая на тропинку, ведущую через парк. – Он не такой одинокий, как ты, но и способности к самообслуживанию у него меньше. Никто не учил его, как намазать себе бутерброд или завязать шнурки. Никто не ходил с ним гулять, не помогал забраться на дерево или на большой камень. Никто уже давно не брал его на руки по вечерам, не выключал телевизор, когда там начинается кино, не предназначенное для детских глаз.

Ух ты, подумал я. Я-то ни разу не смотрел фильмов 18+, хотя возможностей, пока не отключили электричество, было сколько угодно. Но когда живешь один, по ночам и без того страшно так, что включить ужастик – далеко не первое, что приходит в голову.

– У его родителей много проблем, – продолжала Аманда. – Эти проблемы – как темные горы, мальчик все время в их тени. Поэтому он относится к категории средней тяжести, как и бо́льшая часть Забытых. Тяжелых случаев, к счастью, мало.

– А легкие бывают?

– Бывают, конечно, но их сложнее отследить. Если вздохи нечастые и тихие, для этого могут быть разные причины. Но когда они становятся тяжелыми и частыми, ребенок начинает получать посылки.

– Начинает, щас! – фыркнул я. – Я был один невесть сколько, пока мне не пришла первая посылка.

– Отсутствие терпения – один из самых… – пробормотала Аманда себе под нос, дальше я не расслышал. А потом продолжила внятно и деловито: – Это тоже зависит от многих факторов, например от технических.

– Это как?

– В некоторых домах слишком толстые стены или детская комната слишком далеко от двери, – объяснила Аманда. – Мои уши засекли тебя уже давно, но качество вздохов я уловила только той ночью, когда ты пришел спать в прихожую.

Качество вздохов, бред какой! Как будто вздохи можно поделить на хорошие и плохие, правильные и неправильные, настоящие и фальшивые. Хотя, наверное, Амандины уши лучше разбираются. Мои-то фальшивые вздохи они легко распознали.

– У меня как раз был с собой запасной сверток, и я решила попробовать, что выйдет, – договорила Аманда. – А дальше ты знаешь.

Да, дальше я знал. Я сунул руки поглубже в карманы и погрузился в свои мысли. Представил, какой была бы сейчас моя жизнь, если бы я переместился спать в прихожую пораньше. Что-то пошло бы по-другому? Или я бы радостно ждал ночных бутербродов и яблок, не задумываясь, откуда они берутся? Возвращал бы побитые яблоки под дверь, не выясняя, кто их уносит? Неужели детям, чтобы их заметили, надо уметь вздыхать правильным способом в правильном месте, и чтобы все «технические факторы» непременно были на месте? Эти вопросы крутились у меня в голове, пока мы молча шли по пустой улице. Ночной ветер трепал штанины пижамы, но от быстрой ходьбы было тепло. Мы разносили газеты по многоэтажным домам, похожим на мой родной дом. Пять или шесть этажей, желтые или серые стены, асфальтированный двор. Во дворе игрушки, велосипеды, самокаты и несколько тощих деревьев.

Через некоторое время мы дошли до следующего объекта. На дверях фамилия: «Карам». Амандины уши снова вылезли из-под волос. Они изучили воздух возле двери и задрожали. Аманда достала сверток с инструкциями и двумя шоколадными батончиками.

– Это брат с сестрой, – шепнула она после того, как газета упала на пол. – Мальчику девять лет, девочке два. Они живут с мамой, но ее часто нет дома. Похоже, много работает, утром делает уборку в одном месте, вечером в другом, а в промежутке пытается еще и учиться. Брат по пути в школу отводит сестру в детский сад, а после школы забирает ее и готовит еду. Вечером он помогает сестре помыться и укладывает ее спать, потому что мама возвращается поздно. У них здесь нет никого, ни родственников, ни друзей.

Я подумал, что старший брат как минимум сохранил высокую функциональность, но вслух ничего говорить не стал. Мы шли и шли и постепенно приближались к моему родному дому. Чем ближе мы подходили, тем тяжелее мне было идти. Вскоре мы уже стояли перед домом номер четыре по Керамической улице. Аманда, кажется, хотела что-то сказать, но вовремя прикусила язык. Страхи мои вспыхнули с новой силой. А что, если Аманда привела меня сюда, чтобы оставить? Когда она открыла дверь подъезда, я застыл на месте.

– Не пойдешь внутрь? – спросила она.

Я помотал головой и попятился к тележке.

– Ладно, жди здесь. – Аманда скрылась в подъезде.

Я задрал голову и посмотрел на темные окна своей комнаты. Она казалась чужой и тихой, будто оттуда ушли весь воздух и вся жизнь. Мне захотелось поскорее уйти. Я повернулся, но споткнулся о тележку и грохнулся на асфальт. Взвыл от боли, испугался, что сейчас всех перебужу, и отполз за тележку, чтобы никто меня не увидел.

– Что тут за шум? – раздался из-за тележки голос Аманды.

– Ничего, – откликнулся я. Рука у меня горела.

– Ладно. – Аманда протянула мне носовой платок. – Тогда вытри руку и пошли дальше.

И правда, из руки у меня текла кровь. Зажав рану платком, я поднялся. Я старался идти за Амандой, в тени, чтобы никто не обратил на меня внимания, хотя улица была пуста. Аманда замурлыкала какую-то мелодию, наверное, для настроения. Мы свернули на улицу, застроенную уютными частными домиками. Я разбросал газеты по ящикам. Обычные газеты, обычные дома. Никаких забытых детей, никаких трепещущих ушей. По крайней мере, до тех пор, пока мы не дошли до калитки, за которой виднелся оштукатуренный коричневый дом.

Аманда взяла меня за плечо и велела остановиться. Забрала у меня из руки обычную газету, вручила вместо нее сверток для Забытых и кивнула в сторону дома. Я перевел дух и пошел. На давно