Мы – Виражи! - Алена Кашура

На ужин подали тушёные мидии, а ещё запечённого гуся, осетра, холодец, салаты и кучу закусок на необъятных серебряных блюдах. Викки не сумела проглотить ни кусочка, кроме трёх мидий, – невысказанные слова комом стояли у неё в горле. Пока Бардины ели и болтали, она пыталась держать лицо и поддакивать в нужных местах. Но под конец не выдержала.

– Извините, голова разболелась, – соврала Викки, когда горничная внесла торт. – Пойду прилягу.

– Бедняжка! Может, дать таблетку? – мама Лины изобразила такое сочувствие, словно Викки грозила по меньшей мере трепанация черепа.

– Спасибо, не стоит, – отозвалась Викки и выскользнула в коридор, но пошла не наверх, а на улицу, во внутренний дворик, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Викки села на лавочку под балкончиком и наконец дала волю слезам. «Я не сбежала, – мысленно твердила она. – И мой папа не неудачник!» Твердила и сама себе не верила, ведь именно эти мысли Викки спрятала глубоко внутри. А папа Лины одним махом вытащил их наружу. Словно содрал корку с затянувшейся раны.

Неожиданно что-то щёлкнуло у Викки над головой, и она замерла – кто-то вышел на балкончик.

– И долго твоя подруга будет торчать здесь? – в голосе банкира звучала сталь и ещё – отвращение, словно речь шла о приблудившейся блохастой дворняге.

– Да, что-то она задержалась, – сказала его жена. – Я столько денег на неё потратила! И ведь мне их никто не вернёт!

– Ну па-ап! Ма-а-ам! – плаксиво протянула Лина. – С Викки не так скучно. И потом, вы же сами говорили, что богатые должны заниматься благотворительностью. А Викки сейчас ужас какая бедненькая…

– Моя крошка, – с умилением прощебетала мама Лины.

Потом на балкончике воцарилось молчание. Похоже, Дмитрий Александрович размышлял. Викки как наяву увидела его складчатую лысину, которая тоже силилась что-то сообразить. Наконец банкир самодовольно хмыкнул:

– Ладно, пускай твоя бродяжка поживёт с нами недельку. Потом мы летим в Барселону. Не тащить же её с собой, а? Дадим ей деньжат на дорогу.

– Ещё деньжат? – возмутился женский голос.

– Ну да. В конце концов…

Дмитрий Александрович не договорил. Он зашёлся довольным смехом. И мама с Линой тоже рассмеялись.

Викки зажала рот, чтобы не закричать. Она ждала, что Лина, её лучшая подруга, почти сестра, возмутится. Скажет, что никуда не поедет. Что уйдёт бродяжничать вместе с ней, Викки. Но Лина лишь глупо хихикала. А банкир продолжал:

– Нет, дочь, тебе не нужна такая подруга. Твоя Виктория Вираж бросила семью. Сбежала, как крыса с тонущего корабля. Я бы не доверил ей и запонки от своей рубашки.

Викки больше не могла это слушать. Тихо, как мышь, пробралась она между кустами жасмина и стеной дома к входной двери, поднялась к себе в комнату и бросилась в туалет. Её тошнило от одной мысли, что она пришла в дом к людям, которые потешаются над отцом, над всеми Виражами! Викки вывернуло наизнанку, и в унитаз уплыли мидии, которые она впихнула в себя за ужином.

«А Лина-то, Лина! – продолжала страдать Викки. – До чего хороша! Притворялась лучшей подругой, а сама занималась благотворительностью! Предательница!»

Но, рассуждала Викки, может, её Лина и предала, зато своего отца – нет. В отличие от кое-кого другого.

Викки прополоскала рот, умылась ледяной водой и посмотрела на себя в зеркало: лицо мокрое, глаза красные и веснушки на носу – семь с одной стороны и пять с другой. Мама подсчитала однажды.

«Вот как выглядят предательницы», – подумала Викки. И поняла, что не останется у Бардиных ни одной лишней минуты. Она не будет ждать, пока банкир и его лысина вышвырнут её на улицу. И не примет подачек. Она уйдёт прямо сейчас. К семье.

Викки выгребла из мусорного ведра пробники, которые горничная не успела вынести, – пригодятся. Потом собрала вещи и переоделась в свою одежду. Ту, что купила ей мама Лины, она повесила в шкаф. «Чужого не брать!» – приказала себе Викки, хотя ужасно жаль было расставаться с новеньким голубым сарафаном, который так шёл к её глазам.

Она закинула рюкзак на плечо, в последний раз провела рукой по мягкому покрывалу, что лежало на кровати, и ушла прочь из дома, пока Бардины сидели за столом. Викки не оставила записки – банкир умный, сообразит, что к чему. Да и лысина у него не дура.

На перекрёстке Викки обернулась и посмотрела на коттедж, где прожила семь дней. В нём было тепло и уютно, просторно и сытно. Но Викки уже поняла: дом не там, где тебе удобно, а там, где тебя любят и ждут.

«Ждут ли меня мама и папа, бабушка и близнецы?» – вздохнула она.

* * *

Викки уже дошла до парка, когда поняла, что у неё нет денег на дорогу. Ловить машину на трассе? Неизвестно, кто остановится. Вернуться к Бардиным и попросить в долг? Ни за что! Лучше идти пешком всю ночь – указатели на каждой развилке, не заблудится. А если на дороге появится машина, можно спрятаться в кусты.

Гнев придал Викки сил. Но она медлила. Ей нужно было время, чтобы окончательно собраться с духом и выйти из города, наполненного смехом и яркими огнями, на тёмную дорогу, ведущую к семье.

Викки присела в парке на лавочке, убеждая себя, что перед долгим переходом нужно дать ногам отдых. Она думала о том, что происходит в домике на колёсах: чем занимается мама, в какую очередную шалость Малинка втянула покорного Ломика, сколько новых колких словечек придумала бабушка Роза, пришёл ли в себя папа… Но потихоньку её мысли перебил мужской голос, вещавший из динамика.

– Только сегодня и только для вас – мальчик-легенда, который метает ножи точно в цель! – говорил он. – Спешите увидеть!

Викки плевать хотела на всех мальчиков и девочек, будь они хоть детьми Солнца. И всё-таки пошла на голос, чтобы оттянуть марш-бросок через ночную тьму. Задевая рюкзаком чьи-то спины и плечи, она пробилась в первый ряд и замерла. Возле фонтана стоял её младший брат Ромка – правда, совсем на себя не похожий.

В первую секунду Викки засомневалась – он ли это? Может, просто похожий мальчик? Не было у него открытого Ромкиного взгляда и симпатичных круглых щёк, которые Викки любила потрепать. Пропали чуть сутулые плечи… Перед публикой стоял прямой, подтянутый циркач. Его взгляд был острый, как ножи, сверкающие на широком кожаном поясе.

И всё-таки это был Ромка по прозвищу Ломик. Завитушка по-прежнему топорщилась на лбу – никуда не делась, и одежда на нём всё та же – потрёпанные шорты, футболка с якорями да стоптанные сандалии на ногах. Циркачи даже не потрудились его приодеть.