Наследник богов - Нира Страусс

В такси, краем уха слушая Феми, восторженно расписывающую, какая красота сейчас в Усадьбе и как ей непременно понравится новый бассейн, Найла отвернулась к открытому окну. От плывущих вдали мечетей с устремленными в небо минаретами, от всех этих знакомых охристых оттенков внутри что-то переворачивалось и закручивалось вихрем. И запахи… Ох, эти запахи… Найла почти безотчетно выставила локоть в окошко и уткнулась подбородком в сгиб.

Она глубоко вдохнула несколько раз – и ее начало отпускать, словно развязывался внутри тугой узел, буря утихомиривалась, сменяясь приятной истомой в мышцах. Так бывает, когда бухнешься в постель после напряженного изматывающего дня, или наполнишь урчащий от голода желудок чем-то сытным и вкусным, или когда кожи коснется прохладный шелк облегающего платья.

Сквозь густое марево пропитавших Каир пряных и соленых ароматов вдруг прорезался новый – могучий, сладкий и свежий.

Найла вскинула голову и пробежалась взглядом по окрестностям, отыскивая едва заметные проблески за россыпью зданий где-то там, вдали, на горизонте. Машина ехала быстро, а дорога проходила слишком далеко, не позволяя увидеть желаемое во всем великолепии.

– На следующем перекрестке поверните, пожалуйста, направо, – попросила Феми водителя.

Найла удивленно обернулась к ней. Мачеха, придерживая гуся на коленях, улыбалась, хотя в уголках губ обозначились напряженные морщинки.

– Прости, дорогая. Что-то мне вдруг захотелось взглянуть на Нил.

Это, конечно, была откровенная ложь. Найла прикусила нижнюю губу, стараясь не рассмеяться, но промолчала, потому что от предвкушения все равно не могла вымолвить ни слова. Так бывает: иногда просто не представляешь, насколько соскучился, пока не окажешься совсем рядом, буквально в двух шагах. У всех, с кем Найла знакомилась в университете, загорались глаза, когда она упоминала о своих корнях: родилась и выросла в Каире, отец и мать египтяне, все предки тоже стопроцентные египтяне. Ее начинали расспрашивать: всем было любопытно, как оно там, в Египте, наверняка ведь у нее совсем другая жизнь, экзотическая с их точки зрения. Однако Найла не сомневалась: расскажи она все как есть, подтверди, насколько ее детство отличалось от привычного им, на нее просто посмотрели бы в ужасе и потом обходили за километр. Поэтому она поступала просто: рассказывала про Нил.

Про драгоценные бирюзовые воды, про то, как захватывает дух от красоты, когда сидишь на берегу на закате летом. Про аромат, про блики, про свежесть…

Большинству, конечно, быстро становилось скучно. Им хотелось услышать про мумии, иероглифы, проклятия обитателей загробного мира…

Только вот Найлу от всего такого уже тошнило.

А сейчас, когда за окном такси наконец показалась река, Найла против воли расплылась в улыбке. Вот он. Один из тех самых корней, которые связывают ее с этой землей, с ее прародителями. Вот он змеится, играет на солнце, могучий и вечный.

Да, теперь она точно дома.

– Не понимаю, как ты можешь его не любить… – выдохнула Найла в упоении.

– Ну почему сразу «не любить»? – Мачеха, как обычно, оправдывалась, хотя оправдания эти, тоже как обычно, никого не убеждали. Феми действительно всегда сторонилась реки и не соглашалась поддержать ни одну отцовскую затею, подразумевающую вылазку на необъятный нильский берег. – Просто не понимаю, что в нем такого особенного.

Хорошенькое заявление от женщины, находящей красоту в таких сомнительных и малоприятных тварях, как гуси – или змеи, которых она держит в своем в террариуме.

Почти через час, переползая из пробки в пробку через полгорода, они добрались до Усадьбы. Грандиозная постройка, столетие за столетием наслаивающая на себе архитектурные стили, не поддавалась никакому описанию, но, если вообразить нечто среднее между храмом, музеем, мечетью, замком и фермой, получится оно, родовое гнездо Беков.

Первый из Беков, обосновавшийся на этой земле, даже представить не мог, что когда-нибудь вокруг вырастет огромный многолюдный город и протянет сюда сети кварталов с нормальными человеческими домами. Усадьбу закладывали в засушливом районе (что для Египта в порядке вещей), вдали от великих цивилизаций эпохи. Поначалу это был просто храм, содержавшийся на средства одного фараона, которому было за что благодарить Беков, хоть те и поклонялись божеству, не особенно почитаемому правящими династиями.

Потому что, несмотря на безусловную значимость героического бога-творца Геба в египетской мифологии, фараоны всегда предпочитали воцаряться и править под покровительством Ра и Гора, богов Солнца.

Но это не мешало вратам храма Беков пятилетие за пятилетием пропускать через себя тысячи паломников. Высокие пилоны в форме усеченной пирамиды не выдержали натиска песчаных бурь и уступили место крепким стенам из сырцового кирпича. Когда фараоново царство приказало долго жить, Беки, чтобы избежать грабежей и разорения, принялись изображать преданность сменявшим друг друга новым хозяевам земель. Поэтому дом обрастал двориками-перистилями и обзаводился термами, как положено у римлян. А когда рушилась какая-нибудь колонна, грозя обвалить основное здание, новую возводили в коринфском ордере – с характерными резными листьями аканта и завитками-волютами по углам, наглядным свидетельством времени постройки.

Теперь эти латаные-перелатаные высокие стены, подновлявшиеся столько раз, что никакая память удержать не в состоянии, эта электрическая изгородь с камерой наблюдения, все эти бесчисленные римские дворики в окружении разномастных арок, сводов и колонн стояли безмолвными памятниками всем тем культурам, что прокатывались волнами по вечным и неизменным пескам Египта.

Такими же волнами накатывали к этим стенам журналисты в надежде, что знаменитый хозяин Усадьбы раскроет ворота своего обиталища, а вместе с ними и тайны, которые оно хранит. Единственный, наверное, дом в целом мире, за шесть с лишним тысячелетий ни разу не переходивший в чужие руки.

Найла уже не помнила, чем закончилось дело с иском, поданным последним из репортеров. Тем самым, который обжег руки и здорово перепугался, когда решил подобраться поближе, в упор не замечая предостерегающей надписи «Осторожно! Электрическое напряжение!»…

Когда они вышли из такси, Феми пришлось покричать, чтобы кто-нибудь из работников помог им с багажом. Многих Найла встретила впервые – основная часть персонала в Усадьбе постоянно менялась, – но при виде старика Адофо не сдержалась и радостно взвизгнула.

Все тот же коротышка, рядом с Найлой выглядевший еще ниже; все те же вечно приподнятые, будто в недоуменном жесте, плечи; все тот же двойной подбородок, трясущийся, словно желе, когда Адофо повышал голос.

А голос он повышал частенько.

– Ишь ты! – успел он буркнуть за миг до того, как Найла сжала его в объятиях. – Я уж думал, ты больше сюда носа не кажешь.

Найла, улыбаясь, потрепала его за обветренные смуглые щеки и вовремя увернулась от шлепка. Коротышка коротышкой, а сила у него бычья. У Найлы слегка загудело в голове при воспоминании о подзатыльниках, которые она получала, стоило ей зазеваться: легкое касание костяшками пальцев – и у тебя искры из глаз.

– В кои-то веки радуюсь, что есть на земле вещи неизменные, – проговорила Найла. – Что ты, что гусь – ничто вас не берет. Вы сделку с Анубисом, что ли, заключили оба?

Шутки шутками, однако на побелевшие виски Адофо Найла посматривала растерянно. До ее отъезда в университет у него ни одного седого волоска не было. При виде этой метки, четко и ясно показывающей, сколько она не была дома и сколько воды утекло не только для нее, но и для остальных, у Найлы сжалось сердце.

Адофо же, поставленный в один ряд со зловредным гусем, которого Найла числила своим заклятым врагом сколько себя помнила, недовольно фыркнул – и вправду как-то по-бычьи.

– А тебя, нахалку, даже большой город и университет не исправили. То-то отец обрадуется, когда поймет, что зря потратился. Деньги на ветер!

– Нет на свете города больше Каира, Адофи! – Найла ткнула его пальцем в плечо, пока он с тремя другими работниками вытаскивал из такси ее чемоданы. Все четверо, даже самые молодые, покраснели от натуги и красноречиво пыхтели. Найла и сама намучилась в аэропорту, сдавая в багаж полновесные четыре года жизни. – И сколько раз тебе говорить, я не нахалка, я находчивая, только ты никак не привыкнешь.

– Находчивая девчонка? Аллах упаси!

Под эту шутливую пикировку, в которую всеми силами старалась не ввязываться Феми, потому что терпеть не могла конфликты, они вошли, давясь от смеха, в один из множества перистилей Усадьбы. Тот, где сохранилось больше всего греческих элементов.

Вернее, сохранялось. Еще совсем недавно.

Остолбеневшая Найла