С Барнаби Бракетом случилось ужасное - Джон Бойн

— И как тебе это?

— Странно, — скривился в ответ Барнаби. — Я совсем не чувствовал себя собой. Мне не понравилось.

Чарлз кивнул и долгую минуту смотрел на него, а потом слегка хохотнул и развернул газету. Пока он просматривал заголовки, Барнаби глядел в окно — мимо с большой скоростью проносились пейзажи. Жалко, что он книжку с собой не взял. Про д’Артаньяна в таком путешествии читать было бы в самый раз.

Через несколько часов они приехали в Олбани. Одни пассажиры вышли, другие зашли, их было больше. Барнаби наблюдал, как симпатичный молодой человек закинул огромный рюкзак на багажную полку, сел впереди и уткнулся носом в книжку. Барнаби вытянул шею и прочел название: «Нация политиков».^[17]

— А у вас случайно в мешке книжек с приключениями не найдется? — спросил Барнаби, с надеждой подавшись вперед.

Молодой человек удивленно обернулся.

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Я больше по истории читаю. Но могу дать тебе что-нибудь про земельную реформу начала XIX века в Ирландии, если тебе интересно…

Барнаби вздохнул и покачал головой. Ему хотелось погонь и скачек. Или читать про сирот, которые как-то сами пытаются выжить в мире. Ну или хотя бы про потасовки.

В вагоне теперь стало людно, однако через проход еще оставалось два свободных места, и к ним с другого конца поспешили мать и дочь. Какое облегчение читалось на материнском лице: следующие триста миль ей не придется стоять в проходе. Однако они подошли ближе, и девочка остановилась как вкопанная — она бросила всего один взгляд на ожоги Чарлза и отказалась идти дальше. У нее отвисла челюсть, и она стояла как громом пораженная, словно не понимала, что ей делать — визжать или просто-напросто лишиться чувств.

— Шевелись, Бетти-Энн, — рявкнула женщина, тоже обратив внимание на Чарлза. Она посмотрела на журналиста очень раздраженно, словно бы считала, что это черство с его стороны — с таким лицом ездить в поезде. — Бетти-Энн, я кому сказала. Давай быстрей!

Но девочка садиться не хотела.

— А ну-ка слушайся меня, пожалуйста. — На сей раз женщина подтолкнула дочь и заставила ее сесть к окну, а сама устроилась на кресле у прохода. От Чарлза ее отделяло совсем немного.

Барнаби смотрел на все это с огромным интересом, а потом повернулся к своему спутнику. Тот увлеченно читал какую-то статью, хотя Барнаби мог бы поклясться, что и полчаса назад газета Чарлза была открыта на той же странице.

Само собой, только познакомившись с Чарлзом накануне вечером, Барнаби тоже опешил: по всему его лицу от правого глаза к левой стороне подбородка тянулись багровые шрамы, и кожа там была морщинистая. Одно ухо у журналиста тоже смотрелось пугающе, а над правой бровью оставался участок белой кожи, совершенно гладкий и чистый. И хотя Барнаби знал, что это невежливо, отвести глаз он не мог, пока Чарлз наконец не отложил газету и не повернулся к нему.

— Что? — спросил он.

— Ничего, — ответил Барнаби, чуть покраснев, и сам отвернулся к окну.

— Ты рассматривал мое лицо.

Барнаби быстро глянул на него и закусил губу.

— Я просто… — начал он. — Ну, в общем, мне просто интересно, что с вами случилось. Если можно спросить?

— Можно, — ответил Чарлз, сложив газету вдвое. — Честно говоря, мне бы понравилось больше, если б ты спросил у меня сразу, а не пялился, как на животное в зоопарке. — Он заговорил чуть громче, чтобы слышали Бетти-Энн и ее мама, которые не обращали на него внимания. Девочка увлеклась компьютерной игрой, а ее мама читала что-то про знаменитостей. — Самое интересное, что ты спросил у меня об этом сейчас, когда я только что заметил вот это.

Он опять развернул газету и показал Барнаби фотографию в разделе «Стиль»: по подиуму на каком-то показе мод шла очень красивая женщина. Публика смотрела на нее так, как в древности люди взирали бы на богов, сошедших к ним с небес. А модель просто глядела в объектив фотоаппарата с безразличием и скукой.

— Видишь эту женщину? — спросил Чарлз, и Барнаби кивнул. — Ты ее узнаешь, я полагаю?

— Нет, — покачал головой Барнаби.

— Правда? Тогда ты в этом вагоне, наверное, один такой. Ну а имя-то хотя бы слышал? Ева Эфиридж.

Барнаби пожал плечами. Может, проще сделать вид, что знает?

— Она фотомодель? — спросил он.

— «Она фотомодель?» — передразнил Чарлз и рассмеялся. — Она просто-напросто одна из самых знаменитых моделей в мире. Она снималась в стольких рекламных кампаниях, что наверняка не помнит и половины. Но и всего лишь фотомоделью она себя не считает, конечно. Она еще и певица. И актриса. Звезда телевидения. У нее линейка нижнего белья, которое она разработала для других недокормленных женщин. Она лицо множества косметических продуктов. — Он замялся, покачал головой и чуть улыбнулся. — А, и еще она — моя сестра, — прибавил он. — Чуть не забыл.

Барнаби взял газету с колен Чарлза и присмотрелся: похожа ли она хоть немного на человека, сидящего рядом? Но понять, как он выглядит на самом деле, из-за всех этих шрамов было невозможно.

— А вот эти два человека, — продолжал Чарлз, перевернув страницу и показывая Барнаби галерею снимков поменьше, но с того же показа мод, — это мои родители. Эдвард и Эдвардин Эфиридж. Он крайне знаменитый модельер, а она — такой же известный фотограф.

— Но этот показ был же вчера вечером, — сказал Барнаби, ткнув пальцем в дату на странице.

— Верно.

— И вы все равно пошли на выставку Джошуа, а не туда?

— Конечно.

— Они что, вас не пригласили?

— Да нет, приглашали. — Чарлз хмыкнул, но как-то горько. — Они теперь всегда меня везде приглашают — раз я стал знаменитым художественным критиком. Но я никогда не хожу.

— Почему? — спросил Барнаби.

— Было время, когда они мне были очень нужны, а их рядом не было, — ответил Чарлз, и в голосе его звучала настоящая печаль. — Я их совсем не интересовал, покуда не стану кем-нибудь. А теперь уже все как-то слишком поздно и ни к чему.

— Но они же — ваша родня, — сказал Барнаби.

— А посмотри, что твоя родня с тобой сделала, — ответил ему Чарлз, которому и Винсенте, и Джошуа Прюитт накануне вечером рассказали про то ужасное, что случилось с Барнаби у Кресла миссис Мэкуори. — Ты спросил, откуда у меня шрамы, — прибавил он, потер глаза и вздохнул. — Уверен, что хочешь это знать?

— Если вы не против мне рассказать, — произнес Барнаби, которому очень хотелось про это узнать.