Рассказы о трех искусствах - Марина Викторовна Андреева

деталей. Все просто и лаконично. Но этот, написанный маслом портрет кажется памятником человеческому гению, данью преклонения художника перед талантом. Бледное лицо выделено и подчеркнуто рамой зеркала. Горят вдохновенные глаза, которые умели передавать все бесконечное разнообразие духовной жизни человека, тревогу и радость, борьбу и покой. «Они казались то светлыми, то серыми, а порой совсем темными, бездонными. Иногда они сверкали, как звезды, на мгновение угасая, чтобы вслед за этим вспыхнуть еще ярче», — вспоминают те, кому довелось видеть эти глаза.

Мягкие линии черного платья подчеркивают стройность фигуры. В слегка откинутой назад голове и крепко сомкнутых руках чувствуется громадная внутренняя сила.

282 роли сыграла Ермолова. Она играла Элизу в «Хижине дяди Тома», Софью в «Горе от ума», Луизу в «Коварстве и любви». Она воплощала женщин Шекспира и Лопе де Вега. Ее гений создавал образы Жанны д’Арк, Марии Стюарт, Федры и Офелии. Потрясенными уходили люди, пережив трагедию Катерины в «Грозе» или Настасьи Филипповны в «Идиоте».

Образы, созданные Ермоловой, могут служить несравненными иллюстрациями ко всей истории женщины, ее радостям и печалям.

По предложению Ленина Марии Николаевне Ермоловой впервые было присуждено звание народной артистки. Тем, кто видел на сцене Ермолову, довелось увидеть гения. Валентин Серов видел ее. Все свое восхищение, весь свой восторг вложил он в портрет актрисы, который написал в 1905 году.

Серов всегда искал в каждом лице, в каждом человеке то характерное, что присуще только ему; стремясь раскрыть всю глубину внутреннего мира, пристально вглядываясь, он старался увидеть, поймать жесты, взгляды, повороты головы.

Всматриваясь в Ермолову, он вспоминал незабываемые образы, созданные ею на сцене.

Все слито воедино в портрете М.Н. Ермоловой — красота созданного образа, простая композиция. Все выдержано в серебристо-голубоватых тонах. Нет ни одного случайного штриха. Строгую единую тональность прерывает только глубокий черный цвет бархата, создавая впечатление мощи и благородства.

Серов сумел соединить красоту и правду. Ермолова на портрете стоит спокойная, гордая, как памятник живописцу и театру.

Восемнадцать лет отделяют портрет Ермоловой от летнего утра Веруши Мамонтовой. Творчество художника выросло и созрело. Пришли тщательные поиски характера, стремление скупыми, точными приемами передать главные душевные черты человека.

В. СЕРОВ. Портрет Ермоловой

ВОПЛОЩЕННАЯ ИСТОРИЯ

Художник создает в своих произведениях не только образы людей, которых он видит вокруг себя, изображает не только события, которые протекали в его время на его глазах. Кистью и красками можно оживить дела давно минувших дней, заставить жить и действовать людей, имена которых стали достоянием истории.

* * *

Раннее утро. Красная площадь в Москве. Сияют разноцветные главы храма Василия Блаженного, четко вырисовываются в небе ласточкины хвосты кремлевской стены. А на телегах сидят, лежат и стоят осужденные стрельцы. Казнь сейчас начнется, одного из стрельцов уже ведет солдат к месту казни. Рыдают матери, жены, дети...

Из Спасских ворот выезжает Петр I, и его твердый, непреклонный взгляд скрестился с другим взором. На него гневно смотрит стрелец с острой бородой. Он не покорился, этот стрелец. Даже зажженную свечу он зажал в руке, словно нож.

«Утро стрелецкой казни»...

Два мира стоят друг против друга. Уходящая в прошлое исконная московская старина злобно сопротивляется неизбежному новому началу, перелому в истории, который несет с собой этот высокий человек в преображенском мундире. Но старое обречено. Жизнь стрельца погаснет, как свеча в руке женщины, стоящей рядом с ним. А трепетные огоньки выхватывают из лиловатой дымки рассвета лица и фигуры множества людей. И над всем царит красный цвет, напоминающий о брызгах крови, которые сейчас обагрят площадь. Он вспыхивает на одеждах, на узорах лошадиных дуг, на алом платочке девочки. Девочка не понимает того, что происходит, но ей страшно, и она не может удержать крика, глядя на суровых, сосредоточенных людей, полных затаенной ненависти.

В. СУРИКОВ. Утро стрелецкой казни.

* * *

Есть на Енисее остров, по имени Атаманский. Он назван так в честь казачьего атамана. И атаман этот был дедом того, кто написал картину «Утро стрелецкой казни», одного из величайших русских художников — Василия Ивановича Сурикова. «В Сибири народ другой, чем в России, вольный, смелый, — писал в своих воспоминаниях Василий Иванович, — и край-то какой у нас... к югу тайга, а к северу холмы, глинистые, розово-красные. И Красноярск — отсюда имя; про нас говорят: «Краснояры сердцем яры»...»

Детство и юность, проведенные в величавой Сибири, наложили неизгладимый отпечаток на всю жизнь художника и на все его картины.

«Там самый воздух казался старинным, — вспоминал Василий Иванович, — и сестры мои двоюродные — девушки совсем такие, как в былинах поется про двенадцать сестер. В девушках была красота особенная, древняя, русская. Сами крепкие, сильные. Волосы чудные. Все здоровьем дышало».

Русская старина, окружавшая Сурикова и бесконечно им любимая, помогла ему стать историческим живописцем. «Идеалы исторических типов воспитала во мне Сибирь с детства, — писал он, — она же дала дух и силу и здоровье».

Рисовать он начал рано. Красок у него не было, а раскрасить очень хотелось, и однажды, срисовав портрет Петра, он сделал мундир синькой, а отвороты — брусникой...

На помощь одаренному юноше пришел местный золотопромышленник Кузнецов. Он дал нужные средства, и Суриков отправился в Петербург. Два месяца он ехал лошадьми, через Томск, Екатеринбург, Казань, Нижний Новгород и Москву, и много увидел по дороге такого, что потом отразилось в его картинах.

В 1875 году, окончив академию с малой золотой медалью, Суриков переехал в Москву, куда всегда стремился. Москва была для него центром русской старины, она подсказывала ему новые исторические темы. На московских шумных рынках он высматривал детали колес и расписных дуг, когда писал своих «Стрельцов». Работал он над ними три года.

В 1881 году картина, которую Репин назвал «могучей», была выставлена на Девятой передвижной выставке и куплена Третьяковым для его галереи. А уже в следующем году Суриков приступил к другой большой работе.

...Через слюдяное оконце струится в избу слабый зимний свет. У стола в тулупе сидит тяжелый, небритый, поседевший человек. Рука с дорогими перстнями сжата в кулак. Эти перстни — все, что осталось от былого богатства.

Пестрой была жизнь этого человека. Мальчишкой он торговал на Москве пирогами с зайчатиной, а взрослым — стал правой рукой царя Петра I. «Рука вороватая, но верная», — говорил Петр о светлейшем князе Александре Даниловиче Меншикове и звал его своим другом сердечным. Выдающийся ум и блестящие