Суперстранные дети - Петра Соукупова

– Тогда я поеду один, а вы вдвоем, – говорит Петр.

– Чушь, они будут искать одинокого ребенка, тебе нельзя одному.

– Тогда я сама, а вы вдвоем, – говорю я.

– Так тоже не пойдет, – говорит Катка, – ты сама? Да ты туда просто не доедешь.

Пожалуй, она права, я не смогу так долго оставаться сосредоточенной, я бы точно забыла выйти на нужной остановке или села бы не в тот автобус. Кстати, об автобусах. Однажды я видела, как дверями защемило голубя – видимо, он уже был покалеченный и не успел вылететь. К счастью, какой-то мужчина раздвинул двери руками и голубь выпал, именно выпал, а не вылетел наружу. Пока автобус отъезжал, я еще видела, как он скачет по дороге.

– Вот видишь? – Катка машет рукой у меня перед носом. – Ты опять витаешь в облаках, ты не сможешь ехать одна.

– Тогда я с Милой, а ты сама, – предлагает Петр.

Вид у Катки по-прежнему недовольный.

– Все равно боязно, что вы вдвоем не справитесь, – говорит она.

Но тут вдруг возвращается Франта.

– Что-то вы меня не особо уговаривали, а?

Мы уставились на него.

– Чтобы я поехал с вами.

Не понимаю, к чему он это, сам же сказал, что не поедет.

– К счастью, я все придумал и поеду с вами. На автобусе мы поедем с тобой, – он показывает на меня, – а вы вдвоем, – показывает он на Петра и Катку. – Все-таки ты самый ценный экземпляр, это все ради тебя затевается, так что тебе не стоит излишне обращать на себя внимание и ехать со мной. – Он показывает на свои ноги.

Я рада, что Франта с нами поедет, у меня такое ощущение, что без него было бы как-то не так, что бы это ни значило.

– Ладно, а что ты в итоге придумал с телефоном? – спрашивает Катка.

– Что-что. Я просто сниму видео, как вы будете его причесывать и переодевать, это же будет еще здесь, а потом телефон где-нибудь оставлю.

– Можно у Катки, мы там будем красить волосы после школы.

– Супер! Еще и волосы красить! – говорит Франта. Правда, у него-то волосы и так черные-пречерные.

– В черный цвет, – добавляет Петр.

До завтра, до завтра

M – Да пофиг, я не хочу краситься, мне главное – снять ролик. Это будет целая серия приготовлений к побегу. А когда мы вернемся, я все это выложу, и мы станем знаменитыми.

– Ну, слава нам в любом случае обеспечена, если нас будет искать полиция, не думаешь?

Франта помолчал, а потом сказал:

– Тем более. Всем будет только интереснее смотреть, как мы готовились к побегу. У нас будут тысячи просмотров, круть.

Не знаю, что на это сказать, видимо, это любимое развлечение Франты – снимать всякие ролики.

– Нам нужно купить карту. И ты должна показать точно, где это находится.

Я показываю им на гугл-картах. Я уже искала дома и почти уверена, что это там, где я думаю.

– Значит, найдешь это место? Точно? – спрашивают они у меня.

Я говорю:

– Ну да, и сверюсь с картой, если что.

– У тебя не будет с собой телефона.

– Ах да.

– Давайте просто распечатаем, например, у меня, – говорит Катка.

– Или можно у меня, – предлагает и Франта.

– Или можно просто перерисовать, – говорит Петр, вытаскивает из портфеля тетрадку и кладет на землю. Потом он берет Каткин телефон и начинает по карте рисовать план, хотя, по-моему, проще было распечатать.

– Да забей, не будешь же ты рисовать прямо тут на земле, – говорит Катка. – Мы правда лучше распечатаем.

Но потом мы вдруг лишаемся дара речи: мы смотрим, как Петр рисует, – это похоже на чудо, я никогда не видела вживую, чтобы кто-то так рисовал. Я смотрю, как круто у него получается, и меня даже начинает клонить в сон: со мной такое бывает, когда что-то очень красиво или приятно. Петр рисует три плана: от мелкого, на котором ближайшие города, до крупного, где уже только этот лагерь и несколько соседних домов, а потом переворачивает страницу и начинает всё сначала. Я замечаю, что Франта его снимает.

Вскоре всё готово, тогда только Петр смотрит на Франту и хмурится, потом переводит взгляд на нас:

– Что такое?

Франта выключает камеру.

– Круто, – говорит он.

– Офигеть, ты так классно рисуешь, – удивленно говорит Катка. – Ты ходишь в художку или что-то в этом роде? Где ты так научился?

– Не знаю, как-то само, – говорит Петр, – художку я бросил, мне не нравится рисовать, что скажут и когда скажут. К тому же родители считают, что музыка важнее, теперь я хожу на флейту, а рисовать могу сам по себе.

Петр вырывает две страницы.

– Один для нас, – говорит он и протягивает его Катке, – а один для вас, – и протягивает мне. – Вот только я не знаю, кто как поедет, но, если что, я еще дорисую потом.

Он хочет убрать свою тетрадку обратно в портфель, но Катка говорит:

– Покажи.

Петр протягивает ей тетрадь, и мы вместе листаем, в ней полно прекрасных картинок. Правда, прекрасных, пожалуй, не совсем подходящее слово: там есть, к примеру, женщина с растекшимся глазом, или такая зияющая рана на ноге, или зловещий подъезд с уродливой плиткой и мрачной лестницей, или ребенок с неестественно искривленной ногой, как будто сломанной, а еще бассейн с гигантской медузой, которая выбирается из него наружу, хотя, само собой, настоящая медуза так бы не смогла. Или жуткая шиншилла, скорее похожая на труп шиншиллы из преисподней.

– Кто это?

– Это когда я еще боялся Бродяги, – говорит Петр, как будто немного стыдясь.

– Блин, – говорит Франта, – это всё ты нарисовал, серьезно?

– Конечно. Это мои сны или просто то, что я представляю себе по ночам, но больше сны, – говорит Петр, забирает тетрадку и прячет в портфель.

Я складываю и убираю наш план, размышляя о том, хотела бы я, чтобы мне приснилась женщина с растекшимся глазом? Конечно нет, кому такое понравится.

– Так что? Еще что-то сегодня делаем? Или пойдем по домам, собираться?

Больше нам ничего не приходит в голову, по дороге мы еще раз всё с начала повторяем, то есть думаю, что всё повторяем. Я перестаю их слушать, потому что на небе красивые тучи, которые несутся очень быстро, хотя ветер не такой уж сильный, мне хочется побыть одной и спокойно ими полюбоваться, так что я нарочно отстаю.

– До