Записки для Пелле - Марлис Слегерс

Он спокойно смотрел на меня, и я съёжился ещё больше.

– Прости, – прошептал я. – Я не хочу тебя отпугивать. Думаю, что не хочу.

– А я и не дам себя так просто отпугнуть, – ответил Джек. – Твоя мама слишком особенная. И ты тоже. До свидания, Пелле.

Он пошёл к машине. Я проводил его виноватым взглядом. И всё же мне не хотелось, чтобы он у нас ночевал. Даже в гостевой.

Вернувшись на кухню, я спросил у мамы:

– Вы теперь вместе?

– Нет, я… мы… – Она пожала плечами. – Мы вчера засиделись допоздна, и Джеку не стоило потом садиться за руль. Вот и всё. Кстати, нам нужно кое-что обсудить. Эти точильщики. Джек хочет расправиться с ними как можно скорее. Так что через три недели, на выходных, мы будем ночевать у него. Он закажет всё, что нужно, и мы переедем к нему. А он придёт сюда бороться с жуками. Раньше, чем через три недели, не получится, да я и не против. А иначе нам надо будет ночевать где-нибудь в гостинице и.

– Да, давай в гостинице! – Я надел куртку. – Как будто мы на каникулах! Мы вдвоём! Мы уже так давно никуда не ездили!

Мама явно этого не ожидала и растерянно поглядела на меня.

Тут в кухню вбежал Аран. В собачьих глазах светилось нечто вроде радости, будто он улыбался.

– Собак в гостиницы не пускают, – сказала мама и погладила Арана по голове. Потом подошла ко мне и взяла моё лицо в руки. – Сынок, Джек не займёт папиного места. На это никто не способен. И мы не переезжаем к нему жить. Мы просто переночуем там. И мы с тобой будем спать в одной комнате. Я понимаю, как тебе трудно. Вчера мы с Джеком слегка перебрали. Вести машину ему было бы опасно. Он спал в гостевой комнате на диване. Если не веришь, пойди посмотри.

– Я боюсь, ты забудешь папу. – Слова сорвались с языка, я не смог их удержать.

Мама удивлённо посмотрела на меня.

– Папу я никогда не забуду. Никогда. Он же мой муж. Твой отец. Он был частью моей жизни больше семнадцати лет, как же я могу его забыть?

Я пожал плечами.

– Иногда я этого боюсь. Это было бы ужасно.

– Но этого не произойдёт. Воспоминания о людях, ушедших из твоей жизни, – они как перекати-поле.

– Перекати-поле?

– Да. Такое растение: отсохнет от корня и катается по степи, цепляясь за всё, что попадается на пути. Так и воспоминания. Они ко всему прилипают. К запаху, к звуку. Ко вкусу. Когда я смотрю на тебя, то вижу папу. Когда слышу некоторые песни, вспоминаю о нем.

– Я вспоминаю о нем, когда ем лазанью, – признался я.

Мама засмеялась.

– Об этом я и говорю. Он обожал лазанью. Видишь: перекати-поле.

Я брёл в школу, погрузившись в мысли. Как относиться к тому, что Джек у нас переночевал, я не знал. И к тому, что мы проведём у него выходные, тоже.

Хорошо хоть, он не спал в маминой кровати, на папиной стороне. От одной мысли об этом делалось больно.

Мокрицы. На самом деле они ракообразные. Как омары и креветки. Но мокриц мы не едим, а омаров с креветками – с удовольствием.

Интересно, пахнет ли ещё папина подушка папой?

Факты! Мокрицы иногда заползают в муравейники и поселяются там. Если муравьи пытаются их прогнать, мокрицы стреляют в них чем-то вроде клея, от которого муравьиные челюсти слипаются.

Немного успокоившись, я пошёл дальше.

Менейр Хендерсон хлопнул в ладоши.

– Хорошо, а теперь тишина! Соня, положи телефон в сумку. Финн, повернись ко мне. Сегодня мы как следует возьмёмся за «Одиссею». Прочтём весь текст вслух. Если что-то окажется непонятным, обсудим. Персонажей мы распределили, так что будем читать по ролям. Играть, как на сцене, пока не нужно. Вот послушайте. – Учитель прокашлялся и заглянул в книгу у себя в руках. – «Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который…»

– Кто такая Муза? – перебил Петер. Он сидел, развалившись на стуле.

– Муза – это не имя. Это источник вдохновения.

– Как Майкл Джордан для меня?

Учитель на минуту задумался.

– Вообще-то музы – это богини, дочери Зевса. Их было девять. У великих художников, писателей, модельеров, тоже часто бывает муза. Та, кто вдохновляет их на творчество.

Я покосился на Эву. Она бросила взгляд в мою сторону и слегка улыбнулась. Но почему-то, глядя на неё, я представил себе Лотту.

Муза. Красивое слово.

Арабеска № 1. https://m.youtube.com/watch?v=cVYH-7QGE-A

Вечером, готовясь ко сну, я вспомнил, что ещё не прочёл записку № 8. Я вытащил коробку из-под кровати и открыл её. Записок оставалось не так много. Я взял в руки плотный конверт. На нем значился номер 16 и было ещё что-то подписано карандашом, очень мелким почерком. «Это письмо на потом, когда прочтёшь всё остальное». Я ощупал конверт. Внутри явно было несколько листочков. Положив письмо на тумбочку у кровати и найдя записку № 8, я осторожно развернул её.

Ещё одна ссылка. Я закусил щеку. Может, папа завёл для меня целый канал на YouTube, целый видеоблог с уроками, которые я могу смотреть всю жизнь? Как завязывать галстук. Как разжечь барбекю. Как заполучить подружку. Как пользоваться циркулярной пилой.

Над ссылкой было написано ещё что-то. «Арабеска № 1». Я сглотнул.

Взяв ноутбук, я набрал ссылку в адресной строке. Предварительно уменьшил громкость до минимума, чтобы мама снова не испугалась, услышав папин голос, и нажал на «плэй». Видео началось.

Папы на экране не оказалось. Только две руки, чужие. Точнее, две руки, и голубые огоньки, подсвечивающие клавиатуру. Пьесу я узнал с первых же нот и закрыл глаза. Музыка словно перенесла меня на полтора года назад: за опущенными веками перед моим внутренним взором всплывала каждая деталь.

Он сидит за пианино, его тело напряжено – за инструментом он всегда предельно сосредоточен. Музыка наполняет комнату.

Я стою на пороге и тихонько смотрю на него. Сквозь высокое окно в комнату проникают солнечные лучи и падают прямо у него за спиной, так что я вижу, как тысячи пылинок танцуют под музыку. Я хочу остановить мгновение. Чтобы папа не переставал играть, никогда. И не решаюсь прервать его. Его спина выпрямлена, пальцы порхают по клавишам. То бьют по ним, то почти