Необычайны - Дониэль Клейтон

теперь спускались до самой талии. Элла ощутила легчайший укол грусти. Ей так хотелось уехать, но, оказывается, дома без нее много чего успело произойти.

Уинни вдруг прекратила обниматься и уставилась на Бриджит:

– Кто это?

– Бриджит, моя подружка и соседка по комнате.

Бриджит помахала Уинни рукой.

– Но у тебя же было две соседки! – У сестренки от любопытства заблестели глаза.

– А сейчас мы с Бриджит вдвоем. И мне так нравится гораздо больше.

Но Уинни уже не слушала. Она подскочила к Бриджит, ахнула при виде Феста, схватила девочку за руку и потянула ее за собой.

– Мойте руки перед обедом, – велела бабушка. – И, Элла, убедись, что комната готова к приему гостьи.

Пока Уинни единолично развлекала Бриджит, Элла отправилась к себе в комнату. Открыв маленькую красную дверь, она увидела на пологе кровати Неряху Доббина – семейного домового. На одеяло тотчас посыпалась пыль.

– Ну вот, даже ночи не прошло, как я здесь, а ты уже набезобразничал, – с улыбкой сказала Элла, мысленно признавшись себе, что по Доббину она тоже немножечко скучала.

Он посмотрел на нее из-под нависших век, а потом взвыл так, что в комнате поднялась маленькая пыльная буря:

– Ты не Элла! Ты и пахнешь не так, как она. Ты кто-то другой. Где моя Элла?

– Тихо… Тихо! – закричала она, хотя всегда любила, когда Доббин возникал у нее в комнате и они начинали носиться друг за дружкой так, что пыль стояла столбом, а мама прибегала и ругалась.

Пуф-ф. Доббин растаял в воздухе.

Но она же ни капли не изменилась! Ну, ей так казалось.

И в комнате тоже все было по-старому. Никто не трогал безделушки на ночном столике, и копия Арканума по-прежнему парила над письменным столом, целая и невредимая. Никаких следов запретных вылазок Уинни.

Для Бриджит поставили раскладушку. Элла взбила подушки, заглянула в ванную комнату и повесила еще одно полотенце. Она хотела, чтобы Бриджит было уютно, чтобы ей здесь понравилось. Пусть знает, что чародеи добрые и чистоплотные.

Дверь распахнулась, и вбежала Уинни, волоча за собой Бриджит:

– А здесь ты будешь спать, хотя моя комната лучше!

– Отстань от нее, – сказала Элла сестренке.

– Все в порядке. – Бриджит улыбнулась сияющей Уинни.

– Бабушка велела готовиться к обеду. – Элла развернула Уинни лицом к двери. – Иди скорее умывайся. У тебя шоколадные усы.

– Бриджит дала мне шоколадную монету с изображением факультета. Ту, на которой глаз подмигивает.

Тут Элла закрыла дверь перед носом у сестры и заперла.

– Она очень милая. – Бриджит прошлась по комнате.

– И надоедливая.

Пока подруга осматривалась, Элла стояла, застыв от напряжения и гадая, нравится ли ей здесь.

– У тебя столько всего, – сказала Бриджит, плюхнувшись на раскладушку.

– Ага. – Элла не поняла, с осуждением это было сказано или с одобрением. – Мама называет меня барахольщицей.

– Мисс Мид не разрешала нам копить вещи. У нас были общие спальни, примерно как в Аркануме, только в одной комнате рядами стояло множество кроватей. И туалет один на всех. Но для меня мисс Мид сделала соту.

– Что?

Синие глаза Бриджит заблестели. Она подробно описала маленький, почти игрушечный домик на небольшом возвышении, имевший форму пчелиной соты и с чудесным видом на Нью-Йорк.

– Я скучаю по нему иногда. – Бриджит достала свои спицы, и Элла с изумлением заметила, что на них больше нет непонятных символов. – На что ты так уставилась?

– Твои спицы!

– Ну да, и что?

– Но… с них же сняли заклятие.

– Они сказали, что доверяют мне и разрешают поехать к тебе. – Бриджит отвела глаза. – Считают, что я не сбегу из твоего дома.

Элла стиснула пальцами край одеяла:

– Это ведь и правда так?

– Может быть. Пока не знаю. Отсюда до Нью-Йорка на скоростном поезде всего двадцать три часа. Я специально узнала.

Элла закусила нижнюю губу. Конечно, она огорчится, если Бриджит сбежит после того, как необычайны доверили Элле и ее родителям за ней смотреть. Но еще сильнее Элла расстроится из-за того, что они не будут на каникулах вместе болтать и она не увидит, как подруга то смеется, то хмурится, то морщит нос.

Уинни громко постучала и крикнула:

– Обедать! Бабушка сказала, что Бриджит может сесть рядом со мной!

Элла со вздохом открыла дверь и позволила Уинни отвести подругу в столовую. Люстра с наполовину прогоревшими свечами проливала на длинный стол теплый свет. В углу стояла еще одна большая рождественская ель.

– Садитесь, садитесь, – велела бабушка.

Стручок полез под стол в надежде, что ему перепадет кусочек курицы или случайно упавшая сосиска. При виде него Бриджит так и подскочила.

– Он не обидит, – успокоила ее бабушка. – Ласков, как большой котенок.

– Но он же аллигатор…

Бриджит осторожно села рядом с Уинни.

– Это просто Стручок, – подхватила Уинни. – А это Грено. – Она указала на лягушку, сидевшую в чайной чашке.

Бабушка согнала своего петуха Пеана со стола, тот недовольно кукарекнул.

– Спутники чародеев, да? – спросила Бриджит.

– Они самые, – довольно улыбнулась бабуля, и Элла затрепетала от гордости, что подруга помнит уроки крест– ной.

– Иди помоги маме и папе с едой. – Бабушка похлопала Эллу по руке. – Мне есть чем развлечь нашу гостью.

Элла поспешила на кухню, но замерла у порога, когда поняла, что родители спорят. Она затаилась и прислушалась.

– Элла стала другой, Себастьен, я чувствую. Искорка, которую мы так любим в ней, словно затуманилась. Я всегда была против этой школы, будто чувствовала, что она измучает мою девочку. – Мама упорно вытирала руки о фартук, хотя те были совершенно чистые. – Надо было ее предупредить.

У Эллы сразу подскочил пульс. Предупредить о чем? Где-то глубоко внутри нее зародился страх. До сих пор она не понимала, из-за чего ее родители все время спорили и ссорились. Оказывается, из-за Арканума. А Элла думала, что мама не хочет отпускать ее просто потому, что не любит перемен.

– И повесить на нее этот груз? Нет, любимая, пусть она радуется, пока все не выяснится само собой.

Папа потянулся к маме, но она отодвинулась от него.

В груди Эллы закипали тревога и любопытство. О чем это они?

– Эти люди там, наверху, разобьют ей сердце. Сожрут его. Они всегда считали себя лучше нас, лишь они колдовали правильно, а мы – нет. Как только у нас появилась звездная почта, на нее начали приходить угрозы. А ты сам знаешь, что случилось с нашей семьей. С моей сестрой-близняшкой. Она так и не вернулась домой после нашей поездки в Астрадам. Пропала, растворилась в воздухе, как и многие другие. – Мама скрестила руки на груди. – А мы сами, своими руками отправили нашу малышку в это львиное логово. Не надо было мне соглашаться. – У мамы задрожали губы. – Твой эксперимент плохо кончится. А я не хочу потерять ее, как потеряла Селесту.

Между родителями назревала гроза, и девочку сдавил страх.

На темной папиной коже отчетливо проявились морщинки.

– Чародейские общины под угрозой, Обриэль. Нужно что-то делать. Незначители сжигают все, что у нас есть. Они всегда так делали. Нам необходимо скрыться, и мы тоже заслуживаем спасения, возможности чаровать свободно и без страха. – Он прижал маму к себе, обнял и принялся укачивать, успокаивая. – Наши дети должны стать своими и в нашем, и в их мире. Только так они будут в безопасности. Они должны уметь выживать в обоих мирах.

Мама уронила голову папе на грудь и глубоко вздохнула:

– Скажи, что они ее не сломят. Я боюсь, что они никогда не примут ее как свою.

– Примут, – выскочила из укрытия Элла. – Со мной все будет хорошо.

Мама вздрогнула:

– Девочка моя, сколько раз я тебе говорила, что нельзя подслушивать и совать свой нос в разговоры взрослых?

Элла подбежала к маме и обняла ее изо всех сил:

– Я обещаю, со мной все будет в порядке. Мастерджи Такур сказал, что я сильная.

Элла давно хотела рассказать родителям о своем учителе, о чертежах Арканума и о том, что произошло с ней за это время, и, заговорив, она уже не могла остановиться, пока не выложила все, что знала.

Закончив, девочка жадно уставилась на маму – а вдруг та больше не разрешит ей вернуться в Арканум.

Но мама молчала, сжав губы, а папа мерил шагами кухню, хотя бабушка кричала из гостиной, чтобы несли обед, пока