Детективное агентство «Утюг». Расследования продолжаются - Алексей Александрович Олейников

и камуфляжном жилете, обвешанный аппаратурой, будто охотник за инопланетянами. На шее у него висел мини-бинокль, в рюкзаке лежали дрон, пульт управления и запасные батареи, а в карманах – лазерная указка, фонарик, ножик, пара шоколадных батончиков, бутылка воды и ещё неведомое количество фигни в подкладке.

Ева только головой покачала. Гриша – в пластиковом жёлтом дождевике, в сапогах и в защитном шлеме – сжимал в руках здоровенный зонтик, раскрашенный под мишень. На улице стояло плюс двадцать пять, ленивый жаркий ветер нёс по дорогам тополиный пух. Ева содрогнулась и поскорее отправила команду на опасное задание, пока Григорий не спёкся в своей упаковке.

– И да пребудет с нами сила джедая! – заключил Клим и скрылся в переходе.

– И дрон из Китая, – согласилась Ева.

Она осталась на тротуаре – на самом опасном участке фронта, закрывать телом амбразуру. Натянула футболку, скривилась – та была взрослая и сидела на девочке как уродливое платье.

– Извините! – окликнула она проходящего мужчину. – Не хотите ли посетить книжный…

Тот, не поднимая глаз от телефона, обогнул её и пошёл дальше.

– Простите, наш книжный… – Другой чуть было не толкнул её.

– Смотри, куда летишь! – Это её притёр к стене лихач на самокате.

– Прямо, прямо идите, и будет аптека. – А это бабушка десять минут у неё выясняла, как дойти до аптеки, расположенной в двух шагах.

Итого: полчаса работы, нулевой результат и море унижения.

Похоже, всё будет труднее, чем она предполагала. Шёл уже второй день после заключения пари, а в магазине побывало всего три покупателя – Евины мама и бабушка, и ещё гадалка Эсмеральда, которую она встретила во дворе и уговорила заскочить туда, купить пару карандашей. Всех членов «Утюга» она уже тоже загнала в магазин – пришлось каждому выделить из личных денег сумму на покупки. Но три да три будет шесть, а где взять ещё девяносто четыре человека? С утра Ева обошла весь дом, раскидала флаеры в ящики, наклеила пару объявлений на двери, поругалась с бдительной пенсионеркой Зинаидой с первого этажа, оторвала объявления и прилепила их снова, когда вредная Зинаида ушла со своего поста. Но вряд ли это сильно поднимет посещаемость.

Ева прислонилась к стене и размечталась: вот бы ей багор и сети или кибер-руку, чтобы затаскивать посетителей в подвал… И вдруг в голову пришла изумительная мысль. Настолько гениальная, что прийти она могла исключительно в голову Евы Аппельбаум.

Девочка набрала номер руководителя их театрального кружка.

– Анна Арменовна, скажите, а репетиции ещё идут у нас? Вот как, занятия кончились? Все разъехались, да… Нет, я пока в Москве. А кто-нибудь есть в студии? Я там в гримёрке забыла пакет. У охраны ключ взять? Всё поняла, спасибо, – Ева попрощалась.

Ну не умница ли? Теперь она накрутит посещаемость до небес, вот только смотается в дом творчества. Это недалеко, пять остановок на автобусе. Ева побежала на остановку, совсем забыв о друзьях. А у них, между тем, дела обстояли очень интересно.

Крошечный двор дома двадцать пять по улице Маршала Катукяна детективов не впечатлил.

– Уныло тут как-то, – оценил диспозицию Григорий.

И правда: по сравнению с их тенистым просторным двором с настоящим парком внутри здесь было не развернуться. Годзилле даже ногу некуда поставить. Четыре двадцатиэтажные башни образовывали колодец. По периметру стояли машины, машины, машины – будто железные кони в стойлах. В центре – привычная глазу москвича трансформаторная будка с весёлыми рязанскими ромашками на одной стене и сибирскими кедрами на другой. Детская площадка, окаймлённая деревьями и скамейками; пешеходная дорожка, пересекавшая дворик наискосок.

– Вот тут в меня бросили, – Аня указала на дорожку.

Клим оглядел дома.

– Значит, либо эта, либо эта башня, – заключил он, кивнув поочерёдно на соседние дома, розово-белые, нарядные, как кремовые тортики. – Из других далеко бросать. Наверное…

Аня разместилась под деревьями – установила телескоп на треноге и ловко завертела им, прицеливаясь то в один, то в другой дом. Клим на открытом пространстве собирал коптер. Григорий Алтынов морально готовился стать наживкой, укрывшись под пластиковой горкой на детской площадке и обливаясь потом.

Аня включила телефон на общую трансляцию, которую затребовала Ева, и прицепила его к телескопу (при помощи спецкрепления, которое накануне соорудил из картона Клим – проклиная всё и обжигаясь горячим клеем). Крепёж этот на антикварном телескопе выглядел уродливым картонным прицелом, но держался крепко. И куда бы Аня ни повернула оптический прибор, Ева могла видеть то же самое.

– Мы готовы! – сказала Аня. – Ева?

– Да, да, начинайте! Я с вами, ребята! – откликнулась Ева. – Да, мне велели это забрать. Анна Арменовна, конечно…

– При чём тут Анна Арменовна? – насторожилась Аня, которая ходила в ту же театральную студию, что и Ева. – Ты там где?

– Неважно, начинайте! – Ева торопливо отключила звук.

Аня пожала плечами и произнесла в общую трансляцию:

– Гриша, выдвигайся!

Григорий горестно вздохнул, с трудом выбрался из-под горки и неторопливо зашагал по площадке. Посреди жаркого московского июня он колоритно смотрелся в дождевике, сапогах, защитном шлеме и с зонтиком.

Он надеялся, что зрителей не будет. Маленькая девочка в песочнице под грибком была слишком увлечена уничтожением песочного бункера, её мама уткнулась в телефон, а больше никто на площадку не выходил. Но тут из-под сводов пыльной сирени, будто засадный полк в Куликовской битве, выступила местная бабушка. В белом халате в синий горошек, шаркающей кавалерийской походкой она дошагала до скамейки, уселась на неё, прищурилась, высмотрела Григория и начала пристально за ним наблюдать.

Гриша проковылял по дорожке, дошёл до проезжей части, развернулся и двинулся назад. Взмокшей шуршащей спиной он ощущал на себе неотступный взгляд бабушки. Клим очертил ему небольшой пятачок, на котором следовало кружиться, но чётких инструкций не дал. «Ходи, – сказал, – естественно, будь собой».

Если бы Гриша был собой, то сейчас лежал бы на кровати и закидывал в клюв Терёши жареные семечки, а в колонках играло бы что-нибудь расслабляющее, прохладное. Но он, словно курица, запекаемая в рукаве, – обливается потом и, кажется, уже практически достиг готовности.

Тополиный пух летел в нос, полупрозрачный зонтик, как линза, собирал солнечные лучи. Гриша вновь развернулся и запнулся о бордюр. «Сапоги, – со страданием подумал он, – зря я надел сапоги».

– Ходит и ходит, – долетел до него неодобрительный голос.

Гриша похолодел, но головы не повернул. «Не подавай виду, Гриша, не выказывай слабости». Известно, что львы в жаркой саванне выбирают жертв среди больных и слабых животных. Тех, кто не может убежать. Тех, кто спотыкается. Тех, кто в сапогах…

Он невозмутимо пошёл назад. Там, в тени дерева –