Рассказы о трех искусствах - Марина Викторовна Андреева

по каждой загородной поездке, по картинам Левитана. Все в нем привычно, все говорит о родине и ее красоте. Кажется, звучит где-то рядом тихая музыка Чайковского...

Но через мгновение в музыке возникают горькие, трагические аккорды. Скошенный пулями, уткнулся головой в траву мальчик-пастушок. Вокруг него лежат убитые коровы и овцы, и протяжным воем оплакивает гибель своего хозяина собачонка.

Фашист пролетел!

Трагическая смерть мальчика становится еще более страшной среди нарядной осенней природы.

Гнев, ненависть, боль вызывает эта смерть, этот простой и взволнованный рассказ Аркадия Александровича Пластова о жестокости гитлеровских захватчиков.

Сын и внук иконописцев из села Прислониха, близ Ульяновска, Пластов полюбил живопись как бы по наследству. Однажды в село приехали художники, чтобы реставрировать росписи в церкви. «Когда стали устанавливать леса, тереть краски, варить олифу, я ходил, как во сне, — рассказывает Аркадий Александрович, — как зачарованный, я во все глаза смотрел на то, как среди розовых облаков зарождался какой-нибудь крылатый красавец в хламиде цвета огня. И потрясающий неведомый восторг, какой-то сладостный ужас спазмами сжимал мое сердце. Тут же я взял с отца слово, что он мне купит вот таких же порошков, и я также натру себе этих красок, синих, огненных красок, и буду живописцем и никем больше».

Пластов стал художником. Но никогда он не рисовал «крылатых красавцев в хламиде цвета огня». Он пошел по другому пути. В его картинах, правдиво показывающих новую, колхозную деревню, пейзаж никогда не является только фоном.

Природа дает художнику возможность глубже и полнее раскрыть замысел, рассказать о чувствах и переживаниях людей, о богатствах, которые дарит человеку земля.

А в картине «Фашист пролетел» страшный след стервятника на мирной лесной опушке до боли ясно напоминает о первых ранах, нанесенных войной...

А. ПЛАСТОВ. Фашист пролетел.

ВАСИЛИЙ ТЁРКИН

Стрельба ненадолго затихла. Так всегда бывало, когда аккуратные немцы садились ужинать. В низкой сырой землянке бойцы, затаив дыханье, теснились вокруг человека, державшего в руках свежий номер фронтовой газеты. С трудом разбирая слова при тусклом свете самодельного светильника, он читал:

Жить без пищи можно сутки,

Можно больше, но порой

На войне одной минутки

Не прожить без прибаутки,

Шутки самой немудрой.

Не прожить, как без махорки,

От бомбежки до другой

Без хорошей поговорки

Или присказки какой —

Без тебя, Василий Тёркин,

Вася Тёркин — мой герой.

Слушал поэму Твардовского и Юрий Непринцев. Он провел на фронте всю войну. Он защищал Ленинград и Прибалтику, освобождал Польшу и очищал от фашистов Пруссию. Как и все бойцы, он с нетерпением ждал каждого следующего номера газеты, где печатался «Василий Тёркин». Люди ждали продолжения, как ждут встречи с полюбившимся человеком.

«Я видел, как светлели лица, как сглаживались на них следы усталости, — вспоминает Непринцев. Звучал смех, и каждый в Тёркине видел что-то знакомое, то лучшее, что присуще советским людям. Он стал фронтовым другом каждого бойца. Он превратился в любимого народного героя».

* * *

Кончилась война, отгремели салюты Победы. Вместо винтовок в солдатских руках появились топоры, молотки и лопаты. Люди вернулись к мирному труду.

А боец Юрий Непринцев взялся за кисть, потому что он был художником. И героем его картины стал Василий Тёркин.

Про огонь, про снег, про танки,

Про землянки да портянки.

Про портянки да землянки,

Про махорку и мороз

рассказывает солдат. В руках у него красный кисет, а пальцы быстро и умело сворачивают цигарку. Шапка сдвинута набок, смеются слегка прищуренные глаза. Вокруг него на заснеженной лесной поляне среди елей и берез расположились на отдых бойцы. Все они внимательно слушают, все смеются. Смеются по-разному. Одни хохочут, другие улыбаются. Они понимают, что кое-что рассказчик добавил «для красного словца», но

Балагуру смотрят в рот,

Слово ловят жадно.

Хорошо, когда кто врет

Весело и складно.

Каждый видит в рассказчике что-то знакомое. Все они знают его или слышали о нем:

— Тёркин, как же!

— Знаем.

— Дорог.

— Парень свой, как говорят.

Два разведчика в белых маскировочных халатах с автоматами только что вернулись с задания, побывав в тылу врага. Они не раз смотрели в глаза смерти. Они устали, им давно не приходилось спать. Но сейчас они не помнят об этом —

И как будто сон пропал.

Смех прогнал зевоту.

— Хорошо, что он попал.

Тёркин, в нашу роту.

Почтительно смотрит на бывалого солдата молодой паренек. Он еще совсем недавно на фронте. Что греха таить — ему было страшно в бою. Но здесь, на поляне, он забыл пережитый страх и на душе стало как-то теплее.

А боец зовет куда-то,

Далеко легко ведет.

Ах, какой вы все, ребята,

Молодой еще народ.

Только что вышли из боя танкисты в кожаных шлемах. Тут же стоят их танки, готовые в любой момент ринуться на врага. Может быть, это те самые водитель и стрелок, которые бережно хранили гармонь своего погибшего командира. Чтобы гармонь не молчала, чтобы своими песнями она веселила бойцов, танкисты подарили ее Тёркину.

— Ничего, — сказал водитель. —

Так и будет. Ничего.

Командир наш был любитель.

Это — память про него...

Так интересно рассказывает Тёркин, что один слушатель бросил есть, откинулся назад, поднял кверху ложку и от всей души хохочет.

Бодрость, смех, задор — признак силы народа. Эти отдыхающие после боя люди только что видели смерть. Они разили врага сегодня, они будут разить его завтра. Таких не запугаешь, не победишь. Единой дружбой спаяна вся Советская Армия, и каждый готов грудью встать за другого.

Свет пройди, нигде не сыщешь,

Не случалось видеть мне

Дружбы той святей и чище.

Что бывает на войне.

«Над композицией я работал долго, — рассказывает Непринцев. — Я неоднократно перемещал фигуры, поворачивал их так и этак. Я отбирал нужных мне людей среди участников войны, старался заострить черты, наиболее