Десять сказочников под одной крышей - Валериан Яковлевич Баталов

«Хорошо мне живётся, — писал третий сын. — Помогает молоток моему счастью. Низко кланяюсь вам, отец с матушкой».

А в четвёртом письме, от младшего сына, от мамкина баловня, написано: «Пирогов напеките. Домой еду».

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Ёрш — рыба кунгурская

⠀⠀ ⠀⠀

Что ни выходило из его рук — всё словно не каменное и не костяное. Цветок сделает — как живой горит и будто пахнет. Оленя сработает — вот-вот затопочет олень копытами. Птицу вырежет — из рук выпустить страшно: улетит!

Так однажды сидел он и ерша из бараньего рога вырезывал. Работа как работа. Только замечает Иван: костяной ёрш вроде шевельнулся в руке. И лишь кончил Иван работу — ёрш плавники растопорщил и жабрами повёл. Глазом живым взглянул на Ивана и выговорил:

— Отпусти меня, мастер, в реку!

Иван так и ахнул! Виданное ли дело, чтобы рыба говорила, да ещё не простая, а костяная?

А ёрш как ни в чём не бывало речь свою дальше ведёт:

— Не дивись, мастер, что заговорил я. Ничего в том мудрёного нет. А дивись мастерству своему. Я ведь у тебя живым удался. Отпусти меня в реку.

— Не пущу, — молвил Иван. — Не было ещё мне такой удачи.

А ёрш одно твердит:

— Сделал рыбой — пусти в реку.

Согласился тогда Иван отпустить ерша на малый срок. А ёрш слово дал своё нерушимое вернуться через месяц и один день.

— Мне бы только кругом осмотреться, с другими ершами подраться да помириться. Я на дело скорый, — сказал ёрш.

Положил его Иван в фуражку и к реке отправился.

Все встречные-поперечные, прохожие-проезжие с мастером Иваном здоровались. Любопытствовали:

— Куда, Иван Лёгкая Рука, идёшь? Чего в фуражке несёшь?

Всем он отвечал:

— Иду на реку, несу рыбу в воду пустить.

Смеялись люди. Думали, шутит мастер. А того не видели, как Иван, к реке подойдя, бросил костяного ерша в воду — только булькнуло.

Очутился ёрш в воде. Обрадовался. Туда-сюда плавает. Рот открывает да покрикивает неслышным рыбьим криком:

— Эй, выходи! Покажись, кто смелый!

И тут из глубины зелёной выплыла царь-щука. С бревно толщиной. Глазища у неё — с тарелку каждый. Глядит на ерша, не мигает. Разинула щука пасть, показала свои зубы острые в два ряда и говорит:

— Полезай сюда! Или порядков моих не знаешь?

А ёрш глазишки свои растаращил, плавнички растопор-щил и отвечает лихо:.

— Я ёрш не простой, а костяной. Не боюсь я тебя!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Схватила щука ерша поперёк — передних зубов как не бывало. Схватила вдоль — и второй ряд посыпался.

Взвыла царь-щука неслышным рыбьим воем. Потом прошамкала жалобно:

— Ерш Ершович, пошто пришёл?

— Вот тебе, царь-щука, моя воля: ершей впредь щукам не хватать, не глотать.

Позвала царь-щука всех щук, щучек и щурят подначальных, указ-приказ объявила охранный. Повелела она по всем рекам и озёрам, прудам и морям ершей впредь не трогать.

Поплавал костяной ёрш в реке. Кругом осмотрелся» с другими ершами подрался, а там и срок его пришёл.

Ровно через месяц и один день всплыл ёрш на том самом месте, куда Иван Лёгкая Рука его в воду бросил. Всплыл он и видит: стоит на берегу Иван, дожидается.

— Эх, мастер! — сказал ёрш. — Кругом я осмотрелся, с другими ершами подрался, а помириться не успел. Дай мне ещё в реке пожить.

То ли оттого, что совестился Иван Лёгкая Рука рыб в банках томить, как птиц в клетках, то ли по душе ему пришлось, что ёрш слово своё сдержал, а только махнул он рукой и отпустил его навсегда.

С тех пор в той реке щуки ершей совсем не едят. А в других реках, озёрах, прудах и морях — опасаются.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Гости деревенские

⠀⠀ ⠀⠀

— Ни разу я, старик, в городе не бывала. Хочется мне в городе погостить.

— Эка, чего выдумала — в городе погостить! Нет там у нас с тобой ни родни, ни знакомцев.

Промолчала старушка. А только на другой день опять за своё: «В город хочу». Да так каждый день.

Уговорила старика. Приехали они в город. Идут по главной улице, высокими домами любуются. Народу вокруг видимо-невидимо. Гудки, перезвон. Не то пожар, не то праздник — не поймёшь.

Устали старик со старушкой гуляючи. Сели на лавочку отдохнуть. А лавочка и скажи человеческим голосом:

— Здравствуйте, гости дорогие! Я ведь тоже лужковская.

Удивились старик со старушкой. Думают, не ослышались ли. А лавочка опять заговорила:

— Сделана я из того брёвнышка, что из лужковского леса ты, дед, зимой вывез. Помнишь?

Много дед брёвен вывез из леса. Всякое не упомнишь. Однако встрече обрадовался и лавочку ладонью погладил.

— Неподалёку, — сказала лавочка, — ещё наши лужковские есть. Мимо будете идти — они вас сами окликнут.

И правда, только отправились старик со старушкой по улице, слышат: кто-то зовёт их. Вошли. Палаты светлые, высокие — потолка не видать. Вдоль стен прилавки дубовые, узорчатые. А на прилавках чего только ни стоит, ни лежит, ни навешано! На одних — зеркала, телевизоры, гармошки. На других — чашки, тарелки и ложки. А на третьих — сапоги и валенки, большие и маленькие. А дальше всё сукна, ситцы…

— Здравствуйте, гости дорогие! А я ведь тоже лужковское. Или не узнаёте? — окликнуло их с прилавка белое полотно.

Ахнула старушка. И впрямь знакомец! Всем колхозом лён сеяли, жали, мочили, сушили. Как тут не узнать?

А полотно и говорит:

— Неподалёку в большом доме, за высокими дверями, за широкими окнами ещё наши лужковские есть. Вас увидят — сами окликнут.

Пришли старики в тот дом. Вдоль стен — мраморные прилавки и полки стеклянные. Всё блестит: смотреть больно.

Дивятся старики. Да как и не дивиться: на одних прилавках за стеклом — зима. На снежку, на льдинках — свиные окорока, бараньи бока, колбасы, сосиски, сыры.

На других прилавках за стеклянными стенками — лето. Огурцы спинки греют. Картошка, морковь