Мишка - Владислав Мефодьевич Шаповалов

Сколько раз летали туда — заметить ничего не удалось. Станция была мертва. А вражеский фронт пополнялся войсками каждый день.

— Хитрит немец. Разгружается ночью. Эшелоны отправляет навстречу темноте, — сказал Волжанов.

И майор задумался.

Отъехал от штурмовика, подвывая на рытвинах, бензозаправщик. Солдаты с БАО поливают из бочек взлётную полосу. Примачивают её, где трава выбита, чтобы аэродром не демаскировался от пыли во время подъема самолёта. Мишка заворочался на руках. Лизнул языком звёздочку.

— Их надо встречать в глубоком тылу. До захода солнца.

Майор глянул на Мишку, неожиданно спросил:

— Долго думал?

— Всё время, товарищ майор.

Потрепал по загривку косолапого, и тот, сощурив веки, скорчил рожицу. Майор невольно улыбнулся. И тут же кивнул Сигимице — что означало: проложи маршрут полёта на карте. Разрешил вылет. Из-за Мишки разрешил, конечно.

БАО

С аэродрома они свернули на дорожку, ведущую в лес. Мишка забегал вперёд, обнюхивал кусты, норовил юркнуть в сторону.

— Это тебе, брат, не с мамкой в медвежьей глухомани, — учил медвежонка Петька Волжанов. — Здесь расположена воинская часть. И шнырять по кустам не разрешается.

Да Мишка всё равно не слушал его, косолапил по тропке впереди, стараясь на ходу обнюхать каждый куст.

— Туда нельзя: там склад боеприпасов!

Но и этого Мишка не понял. Всё так же бежал бодрой рысцой, высоко подбрасывая задние ноги. Попалась на пути тряпка — схватил её зубами. Помотал головой — разорвал в клочья.

Петька был в хорошем настроении, держал губами веточку цветущей черёмухи. Временами прижимал веточку к лицу, вдыхая аромат.

Вскоре между стволами деревьев показались палатки. За палатками, на вырубках, стояли штурмовики с отнятыми крыльями, висели на треногах моторы.

— Это БАО, — объяснил Петька, — батальон аэродромного обслуживания. Здесь ремонтируют самолёты.

Ясное дело, Мишка и этого не знал. Да и не слушал Петьку. Обнюхивал веревочные растяжки на палатках, пробовал выкорчевать деревянный колышек.

— Гляди — медвежонок!

Невысокий парнишка в грязном комбинезоне стоял на лесенке-стремянке, приставленной к штурмовику с цифрой «9». Мазок тёмного масла на его лбу казался прядью волос.

— Привет Герою! — помахал он рукой, не выпуская ключ, и спустился с лесенки.

Мишка подкрался к нему, лизнул ключ. Ключ был в масле. Мишка фыркнул, махнул лапой по носу, точно сбивая комара.

Моторист рассмеялся.

— Где вы такого раздобыли?

— Да вот… осиротел… — ответил Петька, думая о другом. Он смотрел на свою боевую машину. Вот она, иссечённая в боях осколками, заплатанная и теперь заново окрашенная, немного грузноватая на земле, но удобная в воздухе «девятка»!

От штока у кабины до самого киля струной натянута антенна; прозрачной горбинкой из бронестекла светлеет кабина, крылья щетинятся иголками пулеметов и пушек. И на стабилизаторе выведена цифра «9» зелёной краской, что означает номер машины в эскадрилье.

— Ну, как она?..

Моторист отвлёкся медвежонком. Переспросил:

— «Девятка»-то?

— Понимаешь, Вася, надо. Сегодня к вечеру.

Моторист покосился ещё раз на Мишку, тронул его крутой лоб рукой, погладил мягкий загривок.

— Ради такого случая можно. Постараемся, — ответил загадкой моторист Вася Хохлов, отчего никак нельзя было понять — ради какого случая: ради немецкой станции, что до сих пор оставалась загадкой, или присвоения Волжанову звания Героя. Или ради встречи с таким забавным зверьком.

РАССТАВАНИЕ

Всегда так бывает, если долго не летаешь и затем снова садишься в машину, тебя охватывает чувство, будто поднимаешься в воздух первый раз.

Петька опустил медвежонка на землю, снял фуражку, взял шлем. Шлем туго облегает голову, отчего вначале приятно, а потом, в конце полёта, чертовски устаёшь. Подошёл к «девятке».

Штурмовик, целясь в небо острым носом, стоял на растопырках шасси; в лучах заходящего солнца поблёскивали стёкла гранёной кабины. Выделялись на пробоинах свежей краской заплаты. Машина была вся в поранках, удивительно, как она ещё летала. Правда, Волжанову предлагали сменить самолёт, но Петька отказался. Уж больно сросся он со своей «девяткой», а к новой машине надо приноравливаться, сживаться с нею.

Пристегнул парашют. Натянул шлемофон, затем перчатки с раструбами чуть ли не до локтей. Вспрыгнул на крыло, перекинул ногу через борт. Сел в кабину, пристегнулся ремнями. Задвинул за собой «фонарь» из бронестекла, включил передатчик.

— «Двадцать первый», «Двадцать первый», я — «Сокол», я — «Сокол», даю настройку: раз, два, три, четыре, три, два, один…

Мишка остался за бортом. Он видел, как Петька вдруг стал совсем чужим. Уткнулся в приборы — головы не повернёт. Подбежал к фюзеляжу, лапой хотел достать кабину, да тут заработал мотор. Отскочил прочь, пропуская тугую струю воздуха. Встал на задние лапы, вытянулся весь. Зашевелил нижней губой, вытягивая её трубочкой.

«Девятка» вздрогнула, тронулась с места. Пошатывая на рытвинах крыльями, вырулила к взлётной полосе. Петька увидел своего дружка, бегущего сбоку, склонился к бронестеклу. Помахал перчаткой. Мишка подумал, что сейчас Петька вылезет из кабины и возьмёт его на руки. Кинулся к другу, но мотор, меняя тон, взревел сильнее, и машина ринулась вперёд.

Косолапый бежал рядом, держась чуть в стороне от потока взбитого винтом воздуха, задыхался и отставал, выбиваясь из сил. Сквозь бронестекло видел круглую, в шлеме, голову Петьки и никак не мог понять, что происходит. Наконец свалился на землю, уронил голову на лапы. Остался серым комочком на взлётном поле.

А штурмовик, быстро набирая скорость, огромной птицей с распластанными крыльями понёсся вдоль аэродрома и где-то там, на краю поля, оторвался от земли, полез вверх, в небо, подломив под себя колеса, и через минуту растаял у горизонта. Вслед за ним поднялся ещё один штурмовик — Гриши Алиева.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Медвежонок остался на старте один. Сидел нахмуренный. Уши его стояли торчмя, вытянутая нижняя губа окаменела ковшиком. Вытянув шею, он внюхивался