Никогда - Карола Мартинес Арройо

– Я ничего не поняла. Переведи-ка мне все это с медицинского на человеческий.

– Я не знаю, как иначе объяснить.

– Ну, когда тебе нужно родственникам в приемном покое что-нибудь сказать, как ты говоришь?

– То пациенты, а ты моя племянница – это разные вещи. Давай-ка поконкретнее, Фьоре. Что ты хочешь узнать?

– Почему мама умерла? Как это произошло? Как случилось, что она была здорова, а потом раз, и умерла.

– Попробую объяснить. Сначала у мамы было такое состояние, само по себе оно не смертельное, но потом начались осложнения из-за ряда факторов, сочетание которых…

– Ага. Ясно, спасибо.

Я задумалась вот о чем: мама всегда знала, что мы всё понимаем. Умела объяснить что-нибудь доступными словами. Например, мы где-нибудь идем, а она говорит: «это такое-то место». Папа ее одергивал, мол, они тебя не поймут, маленькие еще. А она отвечала: «Поймут. Не сразу, но однажды они вспомнят и поймут».

Я понимала все больше и больше, и благодаря маминой вере в меня помнила, что всему свое время.

Из-за стенки слышу, как папа тихонько плачет. Со стороны может показаться, что он поет – у него протяжный ритмичный плач. Подышит немного и опять плачет.

– Пап, ты как? – спрашиваю из-за двери.

– …

– Можно?

– …

– Спокойной ночи, пап. Отдыхай.

В голове крутится один вопрос: если бы умер папа, а не мама, было бы так же?

Я поняла, что больше недели не выходила из дома. Только трусы сменила разок. Не разговаривала ни с кем, кроме домашних. Даже не знаю, как разговаривать с людьми. Бесит, что они ведут себя как ни в чем не бывало, что живут дальше. Бесит, что они счастливы. И шум бесит. У меня внутри все кричит, а если еще и снаружи шум, я просто оглохну.

Андреа прощается:

– Я пошла, Фьоре.

– Пока, Андреа.

– Завтра я приду попозже. Приготовишь Мэгги завтрак?

– Да.

– Я предупрежу Нильду.

– Договорились.

– Люблю тебя. Отдыхай.

Недавно приходила Айелен, принесла свои конспекты, чтобы я переписала, купила мне справочники и тетради. Я все переписала, не говоря ни слова. Айелен ужасно молчаливая, так что и она не проронила ни словечка, пока я переписывала.

Когда я заканчивала, она спросила:

– А что твои подружки?

– Не знаю, мы сегодня не разговаривали.

– Ясно. Хочешь, я передам им привет?

– Нет, не надо.

И мы опять замолчали.

– Твоя подруга останется на ужин? – спросила бабушка.

– Нет, спасибо, я уже ухожу, – ответила Айелен.

И ушла.

Я так и не поблагодарила ее – забыла.

– Бабушка, папа уже три дня не выходит из спальни.

– А чего же ты все это время молчала, Фьоре?

– Не знаю… Думала, ты заметишь.

– И то правда. Пойду спрошу, не нужно ли ему чего. Отведи Мэгги в комнату и побудь там с ней недолго.

Позвонил дедушка Уго.

– Фьоре, бабушка Люсия совсем плоха. Позвони ей, пожалуйста.

– Ну да, плоха, как же.

– Я не шучу, Фьоре. Ей сейчас очень тяжело. Ты должна понимать, твоя мама – это ее дочь, а нет горя сильнее, чем потерять своего ребенка.

«Нет горя сильнее», – так он сказал.

Мама всегда обо мне заботилась.

Обнимала меня и давала советы.

Все время целовала.

Трепала мои волосы.

Отдавала мне свое мороженое.

Разрешала спать в своей постели.

Массировала мне стопы.

Вдыхала мой запах.

Обнимала меня крепко-крепко.

Носила меня на руках, пока мне не стукнуло семь.

Давала красить ногти своими лаками.

Вообще разрешала красить ногти.

Горланила со мной разные песни.

Брала меня за руку, когда мы переходили дорогу, хотя мы с ней уже были одного роста.

Отвозила меня на дни рождения, даже если ехать было далеко и в воскресенье.

«Нет горя сильнее», – сказал дедушка.

Глава 8

С тех пор как мама умерла, дома стало тихо. Мама постоянно слушала музыку; что бы она ни делала, – работала ли, принимала душ, собиралась на пробежку, занималась йогой, – у нее на все был отдельный плейлист, а поскольку работала она из дома, в квартире все время фоном играла музыка.

Бывало, поставит песню, позовет нас, мол, послушайте, и давай распевать. Она очень щепетильно относилась к словам и поправляла меня: «Неправильно, нужно так: „I fought the law and the law won“[4]».

Теперь дома тихо. Слышно только телевизор в папиной комнате и папин плач. Даже Мэгги уже не плачет и не смеется.

Придумала!

Хотя бы раз в день буду щекотать Мэгги, чтобы она хохотала взахлеб.

И создам свой плейлист: «Музыка на случай, если у тебя умерла мама». Он будет суперпопулярный.

– Привет, Каролина.

– Привет, солнышко. Хорошо выглядишь, моя красавица. У меня почти все готово. Приеду через несколько дней.

– Каро, ты плакала?

– Плакала, Фьоре. Сильно и много. Не знаю, что бы я делала, если бы не Клаудиа.

– Совсем забыла! Мама написала тебе записку. У меня напрочь вылетело из головы! Прости! Я убрала ее в ящик и совершенно забыла. Ты не сердишься?

– Нет конечно! Что там, в записке?

– Не знаю, она же для тебя; я не читала.

– Принесешь?

– Мне выключить скайп?

– Нет, я подожду.

– Вот она.

– Читай.

– Сейчас. Ты только не плачь, ладно?

«Сестренка, береги их. Не оставляй одних. Им нужна опора, проводник и друг. Нежно люблю тебя».

– Ох, сестренка моя…

– Не плачь, Каро. Не надо.

– Больше не могу говорить. Я позвоню завтра, Фьоре.

– Я люблю тебя.

Со мной происходит кое-что странное; не знаю, насколько это серьезно. Мне больше не снятся сны. Раньше каждую ночь снились; только лягу спать, и вот уже смотрю какой-нибудь сон. Одни были безумные, другие – не отличишь от реальности. То приснится, как я летаю, то Санти наконец меня замечает, и мы начинаем встречаться. То за мной гонятся зомби, то я падаю в пропасть. А теперь ложусь спать и отключаюсь до утра.

Сегодня приходила бабушка с дедушкой Энрике.

До маминой смерти мы с дедом редко виделись. Мама ужасно на него злилась и не пускала на порог. Все говорили, она перегибает палку, но она стояла на своем: «Нельзя вести себя, как он». И добавляла: «У него внучка родилась, а он целый месяц не приходит с ней знакомиться, потому что, видите ли, чемпионат мира идет. По-моему, это не смешно». Кто только не пытался их помирить – все напрасно. Если папа хотел повидаться с отцом, он шел к родителям в гости.

Дедушка зашел в квартиру и отправился прямиком на кухню, чтобы заварить себе матэ[5].

– Привет, Фьоре. Угостишься?

– Привет, дедушка.