Никогда - Карола Мартинес Арройо

Каролина села рядом со мной и обняла меня. Она не сказала ни слова по дороге. От нее пахло, как от мамы, и, когда я смотрела на ее профиль, мне виделось мамино лицо. Я прижалась к ее груди и закрыла глаза.

– Пойду поздороваюсь с Лучо. Он у себя?

– Да.

Слышу, как папа горько плачет. Она тоже. И говорит ему сдавленным голосом:

– Вставай, Лучо, ты нужен дочерям.

Папа еле слышно отвечает:

– Не могу, не могу, не могу.

Она всхлипывает:

– Как же так?

Тетя вышла из комнаты, мы сделали вид, что ничего не слышали. Разбирая чемоданы, Каролина рассказывала нам об их с мамой детстве: какими они были в школьные годы, почему у мамы шрам на груди, как ездили на юг; об одноклассниках, о том, как она подружилась с папой и познакомила его с мамой, как ходили на дискотеки и веселились там до упаду, как писали друг другу тысячи писем и имейлов, когда Каролина переехала в Испанию, до нашего рождения.

Еще она рассказала, как родилась я. Они с бабушками ждали в коридоре, нас повезли мимо них, а мама сказала медсестрам: «Не хочу отдыхать, дайте мне моего ребенка. Она моя». Мама взяла меня на руки и не отпускала целых два года. Она ушла из газеты и стала работать дома, пока я не пошла в сад.

И я зарыдала, как будто у меня болит все тело, как будто я застыла в тот самый момент, когда папа сказал: «Мама умерла». Ведь я больше никогда не почувствую прикосновения ее рук, ее запаха и как она обнимает меня, прижимаясь всем телом.

Потому что мама умерла.

А это – навсегда.

– Ну, будет. Идем за мороженым, – предложила Каролина.

Мы пошли в киоск, и Мэгги попросила ее рассказать, как все было, когда она родилась.

– Я не смогла приехать в день твоего рождения, Мэгги. Увидела тебя только три месяца спустя, – в грустью в голосе сказала тетя.

Мэгги заревела:

– Не-э-э-э-эт! Никто обо мне не по-о-о-мни-и-и-т! Ты плохая!

– Послушай, Мэгги, дай объясню! – Она хотела сказать, что тогда у нее не было денег на билет из Испании, но Мэгги не унималась.

– А-а-а-а-а-а-а!

– Маргарита, послушай. Мы купим тебе двойной рожок, и я расскажу, что помню, правда, мне очень стыдно, – пообещала я.

– Почему тебе стыдно? – Ей стало любопытно, больше не плачет.

– Потому что, когда ты родилась, я ужасно обиделась.

– Ты же была большая, Фьоре!

– Да, мне было девять.

– Ты плакала?

– Да, потому что мама любила бы тебя больше, чем меня.

– И что было дальше?

– Меня повели знакомиться с тобой, а я не хотела, но бабушка Нильда заставила меня пойти, еще и целый скандал устроила. Тогда мама услышала, что это я кричу в коридоре, позвала меня в палату, усадила на кровать с одной стороны, а ты была с другой; мама всех выгнала в коридор, и мы долго-долго сидели вот так втроем.

– Какая красивая история, Фьоре, – сказала Каролина.

– Смешная, потому что ты плакала, – добавила Маргарита.

– И кто меня за язык тянул, Маргарита?

– Что делаете?

– Я читаю Мэгги.

– Отлично! Посижу с вами.

«Успеют ли они вовремя вернуться в детскую? Ах, только бы успели! Вот это была бы радость! Мы с вами тоже вздохнули бы с облегчением, но тогда и сказке конец. Спешу вас успокоить: даже если они не успеют, я торжественно обещаю, что все кончится хорошо».

– Здорово, правда, Каро?

– Что?

– Знать, что все кончится хорошо.

– Так бывает только в книжках, Фьоре. В жизни никогда не знаешь наверняка.

– Было бы здорово все-таки знать.

– Спокойной ночи, Каро!

– Спокойной ночи, Маргарита!

– Каро, ты скучаешь по своей маме?

– Не особо.

– Если бы моя мама была жива, я бы поехала ночевать к ней, чтобы побыть с ней побольше.

– Фьоре, все намного сложнее. Бабушка – непростой человек.

– Вы это обо мне? – В комнату вошла бабушка Нильда.

– Нет, о моей маме.

– Ты сказала – «непростой человек», и я подумала, это обо мне.

И они рассмеялись.

Каролина позвонила Хуану, я услышала только обрывки разговора:

– Хуан, у тебя есть знакомые юристы? Мне нужно проконсультироваться по поводу страховки Соль.

– …

– Нет, твой брат все еще лежит. Я не могу спросить у него.

– …

– Может, зайдешь вечером и поможешь мне?

– …

– Я понимаю, но мне он зять, а тебе – брат.

Каролина прибиралась, бабушка жарила отбивные по-милански. Тетя вскрыла пару конвертов со счетами:

– Столько дел, а никто за них не берется. Даже за свет не заплатили – надо же! Я сейчас не о тебе, Нильда! Почему мои родители не участвуют? Девочки ведь не только твои внучки.

– Я взяла на себя все, что смогла.

– Уму непостижимо! Единственные люди, кто выполняет свои обязанности, – это Фьоре и Мэгги, одной тринадцать, другой четыре.

– Знаю, знаю. Согласна.

– И я, – вставила я, а они вздрогнули, как будто забыли, что мы в одной комнате.

Глава 11

Разобрали бумаги. Тысячи маминых бумаг: рецепты от врача, подтверждения оплаты от клиентов, квитанции из университета, счета за воду, свет и газ, чеки из магазинов, кредитки…

Каролина попросила:

– Запиши, что нужно сделать. Запросить выписку из банка. Найти документы, чтобы снять деньги в банкомате. Оплатить счета и закрыть кредитки, чтобы уже не заниматься этим. Проверить, кто должен ей денег. Из тебя получился бы отличный секретарь. Будешь работать на меня? Вот, слышала? Акцент возвращается. – Она поцеловала меня в макушку и вернулась к списку дел, параллельно раскладывая бумаги по папкам.

Каролина заходит в комнату к родителям и открывает окно.

– Послушай меня, Лусиано. Сегодня ты идешь к психиатру, я поеду с тобой. Прими душ.

– Не пойду.

– Пойдешь, иначе я отволоку тебя туда за волосы.

Они препирались некоторое время, а потом папа встал с постели и пошел в душ. Каролина вышла из комнаты и попросила Андреа:

– Убери пока в спальне, а все документы отнеси в кабинет.

– Только посуду домою.

Вскоре она вышла из комнаты с папой, он был одет.

– Фьоре, солнышко, помоги Андрее. Я вернусь и посмотрю, что вы нашли.

По-моему, никто не прибирал в папиной комнате с самых поминок. Там было очень грязно: какие-то бумаги, носки, рубашки – все валялось где попало. Ванная забрызгана. Я подошла к телевизору и выключила его. Как будто разом отрубился шум в голове.

Андреа сняла постельное белье, открыла окно и включила вентилятор. Холодный воздух все перевернул: на