Зимовьё на Гилюе - Сергей Артурович Шаманов

что однажды, когда ещё были живы родители, в стойбище пришла экспедиция с русским профессором Краевским. Учёный расспрашивал их обо всём: как охотятся, как мастерят одежду и утварь; чертил какие-то палочки и закорючки в толстой тетрадке, много фотографировал странной штуковиной на трёх ножках; сделал и её портрет, но, как оказалось, совсем невидимый. А несколько лет спустя, когда она уже и забыла про эту русскую экспедицию, братья привезли с ярмарки карточку, которую Георгий Соломонович Краевский передал через приказчика лавки.

– Это было в прошлом году, когда мне купили «Арисаку», – закончила рассказ Эльга и резко остановилась, с удивлением глядя на возникшую перед ними землянку.

Не меньше неё удивился неожиданной находке и Ергач.

Землянка, которую они нашли, долго стояла без людей. По углам косматыми бородами старообрядцев шевелилась седая паутина, и, словно сталактиты, свисали с потолка пять крупных осиных гнёзд. Бревенчатые стены лоснились от копоти, но при этом сохраняли крепость и свежесть, будто их построили в прошлом году. На земляном полу поблёскивала помятая овальная казачья кокарда с истёршимися, но ещё различимыми красками на ней: чёрной, оранжевой и белой. В углу, на узкой кривоватой полочке, прибитой под самым потолком, была оставлена рисовая крупа, завёрнутая в пожелтевшую запылённую газету, и такой же свёрток, но гораздо меньшего размера с солью. Там же лежали кремень, кресало и пучок сухой травы. Ергач аккуратно развернул сухую и хрупкую от старости газету, увидел логотип и обомлел – это были «Иркутскiя губернскiя вѣдомости» за 1858 год. Не в силах сдержать ликование, он обратился к девушке:

– Эльга, это же газета пятьдесят восьмого года! А Спиридон с экспедицией штабс-капитана Аквилева отправился на Ольдой в тысяча восемьсот пятьдесят девятом, а весной тысяча восемьсот шестидесятого Спиридон с отрядом поплыл по Тынде на поиски золота. Газету они могли взять из Благовещенска или Албазина. Значит…

– Значит, это землянка Спиридона и тот самый ручей, который вы с Куприяном так долго искали, – улыбнувшись, продолжила за него девушка.

Землянка оказалась крепкой, сухой и вполне пригодной для жизни, поэтому решено было оставаться тут. Молодые люди скинули поняги и развьючили оленя. Пока Эльга стругала ножом лиственничную смолистую щепу на растопку, Ергач взял медный чайник и берестяную кружку и отправился на ручей. Зачерпывая ледяную воду, он обратил внимание на ямку за большим валуном, лежащим в воде. Из ямки торчала давно утонувшая, пропитавшаяся водой и замытая песком чёрная коряга, в трещине которой застряло странное жёлтое насекомое. Ергач отставил в сторону чайник, засучил рукав и вытащил корягу на берег. В трещину пытался заползти жук-дровосек из чистого, чуть красноватого золота. Ергач выковырял его ножом и положил на ладонь. Самородок был весом не менее четверти фунта. Зачерпнув кружкой песок из-под коряги и торопливо промыв его в ладонях, охотник обнаружил ещё два самородка, поменьше. Он бережно положил найденный металл в кружку, поднял с земли наполненный чайник и поспешил к землянке поделиться с девушкой радостной новостью.

– Эльга, смотри, что я нашёл! Ты была права – тут есть золото! – торжествующе сообщил он, показывая девушке кружку с влажными от воды самородками.

Девушка улыбнулась. Золото её не интересовало, но ей была приятна по-детски искренняя радость охотника.

В тот же день Ергач начал мастерить новые промывочные лотки и деревянный шлюз-проходнушку. Шлюз представлял собой длинный узкий, шириной всего в 12 вершков[99], наклонный жёлоб из сосновых плах, на дно которого положили шинельное сукно. Поверх сукна крепилась решётка из ивовых прутьев для задержки крупных знаков и самородков. И началась тяжёлая работа.

Сначала с помощью промывки лотками золотоискатели определяли наиболее обогащённые участки русла. Особенно тщательно разведывали дно ручья за валунами, замытыми песком корягами, под небольшими водопадами и даже в сухих рукавах, наполнявшихся только во время сильных дождей (ведь именно туда бушующие потоки воды могли выносить во время паводка золото с верховьев). Били также шурфы у верхней границы россыпи, изредка встречая осыпавшиеся остатки земляных работ отряда Спиридона, но коренное месторождение, с которого вымывалось золото в ручей, пока не нашли. Впрочем, россыпь в пойме была и без того феноменально щедрой к нашим скитальцам.

Разведав богатый золотом участок, устанавливали ниже по течению шлюз. Для этого перегораживали ручей камнями, оставляя в плотине отверстие, через которое струя направлялась на проходнушку. Ергач наполнял лопатой вёдра золотоносными песками и носил их к плотине, высыпая на жёлоб, по которому вода увлекала пески вниз, смывая лёгкую породу и оставляя обогащённый шлих, оседающий на сукне под деревянной решёткой. Эльга, стоя в воде, проталкивала породу по жёлобу деревянным скребком, изредка выбирая руками крупные камни и отбрасывая их в сторону.

Несколько раз в день деревянную решётку снимали, аккуратно выбирали с поверхности сукна видимые крупные знаки и самородки. Оставшийся шлих смывали в ведро, после чего Ергач доводил его промывкой до того, что на мокром деревянном дне лотка оставался чистый золотой песок.

К осени они намыли золота в три раза больше, чем было найдено у погибших китайцев. Сначала Ергач увлечённо считал прибыль, планировал, сколько потратит на дом и на пекарню с торговой лавкой, удовлетворённо предвкушал восторг Софьи. Но чем ближе был день возвращения домой, тем меньше радости приносило таёжнику шальное богатство. Близилось расставание с Эльгой, и Ергач стал задумчивым и молчаливым. Изменилась и девушка: она сделалась рассеянной, невнимательной, хотя и пыталась казаться по-прежнему весёлой и беззаботной.

В конце сентября, когда в разгаре был гон у оленей, начались сильные утренние заморозки. Нужно было срочно покидать обжитый прииск. Ергачу предстоял долгий путь вниз по Гилюю до Зеи и Амура. Эльга же решила кочевать с единственным оленем в Якутию – на северные склоны Станового хребта. Там она собиралась охотиться на соболей и сокжоев, а весной… Впрочем, на такое отдалённое будущее она не загадывала.

Девушка наотрез отказалась брать свою долю добытого металла.

– Зачем мне это богатство? – говорила она. – Зимой наловлю соболей, обменяю их на патроны к винтовке, на ткань с бисером для одежды и цветные нитки, а большего мне не надо. Тебе золото нужнее: у тебя свадьба впереди, переезд в большой город…

В ночь перед расставанием, когда собраны были вещи, осмотрена и проконопачена лодка перед долгим сплавом, Эльга ушла в землянку и сделала вид, что спит, хотя предстоящая разлука причиняла такую боль, что не то что спать, жить не хотелось. На уютную медвежью шкуру капали крупные слёзы. Ергач в это время сидел у костра, лицо его пересекали зигзаги морщин от тяжёлых раздумий. Затем он вдруг решительно встал,