Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

Говорю ему: «И как там твой грузовик? Заработал себе уже на дом?». Задеть хотел, понимаешь? Он тогда от безнадеги водителем грузовика пошел работать, а там всех подряд, кто баранку умел держать, брали. Зарплата зависела от количества рейсов, а тогда их было совсем мало. Так что я ждал, что это его огорошит, он пошарит в пустых карманах, и будет у нас ничья. Только он мне в ответ улыбнулся и рассказал, сколько заработал за последний месяц. Я не поверил. Он мне показал кошелек. А там было полно хайса – настоящие доллары. Тогда мы такие деньги только по телевизору видели. А если у тебя в 90-е были доллары, значит, ты все продал и сидишь в одних трусах, либо работаешь на мафию. Твой отец ничего не продавал, так что я был скор с выводами. «Збышек, – чуть не кричу, – Да неужели!». Он поморщился, замахал руками: мол, все безопасно и легально. А потом – ну почти. И предложил мне работать с ним.

– Постой-постой. Это было в 90-х, говоришь? Отец, по-моему уже действовал под прикрытием в то время.

– Правильно думаешь. Но ты не знаешь всей правды. «Действовал под прикрытием» – звучит героически, конечно. Но твой отец работал на обе стороны – и на Бориса, и на «Чорно сонце».

– Ага, конечно. Ты врешь!

– Неприятно представлять его по другую сторону. Но так было, Андрей. Так было. Что тебе рассказывал Борис? Что Збышек вошел в доверие к «Чорному сонце», вывозил сокровища из гор на грузовике по их указаниям? Но спроси себя – почему он так долго это делал? Пять лет он возил сокровища из Нагоры по всей Европе.

– Националисты были очень осторожны. Все время меняли место загрузки, присылали вместо себя подставных лиц.

– Опять же, все по словам твоего отца. Ты веришь ему безоговорочно, это естественно. Но если я скажу, что не было никаких подставных лиц? Что место загрузки всегда было одним и тем же? Что у твоего отца была с самого начала возможность накрыть всю банду?

– Это ложь! У тебя нет доказательств!

Лукас захохотал. Неприятный смех его отразился от стен пещеры и, умноженный многократно, громом обрушился на меня. Мой мучитель поднялся со стула и с видом фокусника, который готовится показать свой лучший трюк, сомкнул ладоши.

– Ты не веришь мне, – сказал он, – Но ты точно поверишь ему.

Лукас взял одну из свечей, прошел в неосвещенный угол пещеры и подпалил скрытый во мраке фитиль. Тьма рассеялась от вспыхнувшего пламени, оголив большую кованую дверь. Он взялся за массивное кольцо, висевшее с правой стороны, и потянул огромную массу металла на себя. Дверь заскрежетала о камни, что-то громыхнуло и Лукас выпустил кольцо, так и не раскрыв дверь до конца.

– Туго идет, курче, – произнес он между шумными вдохами, – Это делали на века, понимаешь? Мы когда пришли сюда, здесь уже была эта дверь. За ней лежали сокровища Потоцкого.

Лукас снова натужился и со второй попытки распахнул дверь до конца. И будто огромного заслона было мало – за дверью обнаружилась решетка с кривыми толстыми прутьями, уходившими высоко вверх, совсем как в моем заключении. В темноте что-то прозвенело, прутья с другой стороны обняли камни-ладони и сквозь решетку в слабом свете огня проступило лицо, которое я не видел шесть лет и три месяца. На меня смотрел отец.

– Ты жив! – превозмогая сухость во рту, вскричал я.

Он смотрел прямо на меня, но выражение его лица оставалось неизменным. Внешне он сильно изменился: даже в полутьме были заметны впалые щеки и кожа неестественно бледного цвета. Застывшая маска из густых бровей и подбородка-наковальни не выражала никаких эмоций.

– Ты ждешь от него какой-то реакции? – спросил Лукас, – Едва ли он сейчас скажет что-то по своей воле. Мы с Зораном дали ему скополамин этим утром. Я знал, что ты потребуешь доказательств, а с ним люди становятся, как бы сказать, более сговорчивыми. Збышек, слышишь меня?

Отец медленно опустил голову в знак согласия. «Да, Лукас» – едва слышно прошелестел. Мое горло будто сдавило тисками: было физически невыносимо видеть такое безволие со стороны отца. Что бы он ни сказал дальше, это не могло быть правдой!

– Збышек, расскажи Андрею, как долго ты работал на «Чорно сонце», – вкрадчиво сказал Лукас.

– Пять лет, – вылетели слова из человека, которого я больше не узнавал.

– Ты работал на Бориса, отец! – закричал я из последних сил.

К моему ужасу, он покачал головой.

– Нет, Андрей, я работал на «Чорно сонце», – следующая бесцветная фраза, – Я хотел заработать нам на дом.

– Какой еще дом? Что ты несешь? Это все дурман у тебя в голове!

– Нет, это правда.

Я едва слышал его – до того тихо он говорил – однако я жадно ловил каждое слово. Мне хотелось одновременно слушать и не слышать его: до того я боялся, что он скажет дальше.

– Твоя мама жила в России, я жил в Нагоре, – продолжал отец, – Я хотел, чтобы мы вместе переехали в новый дом и жили вместе – она, я и трое вас. И я копил деньги.

– И кто давал тебе деньги, Збышек? – вкрадчиво спросил Лукас.

– «Чорно сонце».

Лукас хлопнул в ладоши и распахнул их в над головой в неприятном шоуменском жесте.

– И вуаля, Андрей, ты услышал это из первых уст. Только попробуй сказать, что не веришь.

– Не верю, – сказал я погасшим голосом.

Это не могло быть правдой! Отец… Понимал ли он вообще, где находился? Понимал, какой сейчас год? Видя его в таком состоянии, я все глубже проникался отчаянием. Если он такой безвольный, то спасения действительно нет. Из последних сил я огрызнулся Лукасу:

– Узнай об этом мать, она бы этого не одобрила.

– Все женщины одинаковы, – махнул рукой Лукас, – Они суть термометры социальных нравов и отношений: инстинкт всегда подсказывает им, какое поведение сейчас в ходу.

– И где же тогда твоя женщина?

– А с чего ты решил, что она мне нужна? Чтобы завести семью, детей? Не стоит того, Андрей. Вот у тебя большая семья, а какой толк? Каждый ссорится друг с другом, сплошное непонимание. Мать и отец живут по разным сторонам границы, твои братья – каждый сам за себя.

– Но так было не всегда. Все уже начало меняться, пока ты не напал на нас!

– Ха-ха-ха! – снова отвратительный смех. – А что ты сделаешь? Что?! Ты ничего не можешь против моей силы! К черту семью, Андрей! Деньги – вот реальная сила в этом мире. И у меня их очень много.