Хрестоматия по чтению: 1-4 классы: без сокращений - Коллектив авторов

Это был эльф. В каждом цветке живёт эльф, мальчик или девочка, а тот, который сидел рядом с Дюймовочкой, был сам король эльфов.

– Ах, как он хорош! – шепнула Дюймовочка ласточке.

Маленький король совсем перепугался при виде ласточки. Он был такой крошечный, нежный, и она показалась ему просто чудовищем. Зато он очень обрадовался, увидав нашу крошку, – он никогда ещё не видывал такой хорошенькой девочки!

И он снял свою золотую корону, надел её Дюймовочке на голову и спросил, как её зовут и хочет ли она быть его женой, королевой эльфов и царицей цветов? Вот это так муж! Не то что сын жабы или крот в бархатной шубе! И девочка согласилась.

Тогда из каждого цветка вылетели эльфы – мальчики и девочки – такие хорошенькие, что просто прелесть! Все они поднесли Дюймовочке подарки. Самым лучшим была пара прозрачных стрекозиных крылышек. Их прикрепили к спинке девочки, и она тоже могла теперь летать с цветка на цветок! То-то была радость! А ласточка сидела наверху, в своём гнёздышке, и пела им, как только умела. Но самой ей было очень грустно: она ведь крепко полюбила девочку и хотела бы век не расставаться с ней.

– Тебя больше не будут звать Дюймовочкой! – сказал эльф. – Это гадкое имя, а ты такая хорошенькая! Мы будем звать тебя Майей!

– Прощай, прощай! – прощебетала ласточка и опять полетела из тёплых краёв в Данию. Там у неё было маленькое гнёздышко, как раз над окном человека, большого мастера рассказывать сказки. Ему-то она и спела своё «тви-вить, тви-вить», а потом и мы узнали всю историю.

Улитка и розовый куст

Перевод А.А. Фёдорова-Давыдова

Кругом сада тянулась живая ограда из кустов орешника, а за оградой расстилалось поле, на котором паслись коровы и овцы; посреди же сада стоял розовый куст в полном цвету; внизу, под ним, сидела улитка; в ней скрывалось очень многое: её собственная персона.

– Ладно, пусть только настанет моё время, – говорила она. – Я сумею сделать и сделаю гораздо больше, чем этот куст, который только и умеет выгонять розы, или давать орехи, как этот орешник, или молоко, как вон те коровы и овцы.

– Я от вас ожидаю очень многого, – говорил розовый куст. – Могу ли спросить, когда это проявится?

– Мне спешить ни к чему, – сказала улитка. – Это вы всегда торопитесь; самое интересное – ожидание.

На следующий год улитка лежала приблизительно на том же самом месте, на солнечном припёке, под розовым кустом, на котором опять наливались почки и развёртывались розы, новые, свежие розы.

И улитка наполовину высунулась из своего домика, вытянула рога и опять втянула их обратно.

– Всё по-прежнему. Ничего с прошлого года не изменилось! Никакого прогресса; розовый куст опять занят только своими розами; очевидно, ни на что другое он не способен…

Прошло лето, прошла осень; на розовом кусте распускались бутоны и розы до тех пор, пока не пошёл снег, пока не настали холода и сырость; тогда он склонился к земле, а улитка уползла в землю.

Настала весна; показались розы, показалась и улитка.

– Вы теперь старый куст, – сказала улитка. – Вам скоро пора и умирать. Вы дали миру всё, что могли дать; имело ли это какое-нибудь значение – вопрос другой, решить который мне не было времени; ясно и очевидно только одно, что вы для вашего внутреннего развития ровно ничего не сделали, иначе вы сумели бы себя проявить как-нибудь иначе. Вы за это ответите: ведь скоро вы обратитесь в куст и только в куст. Понимаете, что я хочу сказать?

– Вы меня ужасно пугаете, – сказал розовый куст. – Я об этом ещё не думал.

– Да вы, кажется, вообще не утруждали себя этим. Давали ли вы себе когда-нибудь отчёт в том, для чего вы цветёте и в чём состоит самый процесс, почему дело идёт так, а не этак?

– Нет, – весело ответил розовый куст. – Я цвету и радуюсь. Сам не знаю, почему. Солнце меня грело, воздух освежал, я пил чистую росу и укрепляющий дождь; я дышал, я жил. Из земли в меня поднималась сила, и сверху приходила она; я чувствовал, как меня наполняет всё новое нарастающее счастье, и я цвёл; в этом была моя жизнь, и иной я не знал…

– Да, ваша жизнь была весьма спокойна и удобна, – сказала улитка.

– Конечно, всё было мне дано, – сказал розовый куст. – Но ведь вам дано ещё больше. Вы одна из тех глубоко мыслящих, богато одарённых натур, которым суждено повергнуть мир в удивление.

– И не подумаю… – сказала улитка. – Какое мне дело до мира? На что он мне? Мне достаточно самой себя и того, что есть во мне самой.

– Да, но разве мы все тут, на земле, не должны отдавать лучшее наше другим, приносить каждый то, что ему по силам? Правда, я давал только розы. А вы? Вы, столь богато одарённая, чем вы подарили мир? Что вы дадите?

– Что я дала? Что я дам? Я плюю на всех и на всё. Ничего ваш мир не сто́ит и меня не касается! Пусть орешник даёт орехи, коровы и овцы дают молоко, у них у всех своя публика, у меня – моя собственная забота: я сама. Я ухожу в себя, и больше мне ничего не нужно. Мир меня совершенно не касается.

И улитка вползла при этих словах в свой дом и заперлась в нём крепко-накрепко.

– Это очень грустно! – сказал розовый куст. —Я, при всем желании, не могу уйти сам в себя: я постоянно должен распускаться и давать розы. Они осыпаются, разлетаются по ветру. Но я видел, как одна из моих роз попала в книгу псалмов хозяйки, другая приютилась на груди молодой прекрасной девушки, и к этой розе прикоснулись поцелуем жизнерадостные губы ребёнка. Это наполнило меня такой радостью, что была истинная благодать! Это – моё воспоминание, моя жизнь…

И розовый куст расцветал в своём простодушии, а улитка праздно лежала в своём доме. Мир её не касался.

Прошли года.

Улитка была землёй в земле и роза прахом в прахе; даже роза – радость её воспоминаний – засохла в книге псалмов; но в саду росли новые розы, в саду ползали и новые улитки; они сидели в своих домах и плевались, – мир их не касался.

Не прочесть ли нам опять эту историю с начала? Впрочем, она будет всё та же.

Ш. Перро