Прядильщица Снов - Тория Кардело

Когда разминка закончилась, Андрей Николаевич хлопнул в ладоши, призывая к тишине.

— Сегодня играем в волейбол! Разделились на две команды, быстро! Победители получают «пятерки», проигравшие — «четверки». Халтурщикам ставлю «двойки» без разговоров!

Полина тут же шагнула вперед, демонстративно поправляя облегающую спортивную форму, подчеркивающую каждую линию ее стройного тела. Бросила оценивающий взгляд на Алю и громко, с издевкой выдала:

— Только Кострову к нам не берите, а то проиграем!

По классу прокатился смешок. Тихий, змеиный, ядовитый. Аля почувствовала, как кровь прилила к щекам. Захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться. Непроизвольно вспомнились едкие взгляды одноклассников из московской школы — колючие и безжалостные. Аля опустила голову, не в силах что-либо ответить; из горла вырвался нервный смех, похожий на ребяческий.

— Лунёва, без комментариев, — строго одёрнул физрук, но ему явно было всё равно. Его волновал только собственный урок, а не чужие взаимоотношения. — Так, первая команда: Лунёва, Ларинский, Мерин, Кузнецова…

Аля увидела, как Роман вяло и безразлично подошёл к Полине, а та едва заметно коснулась его руки. Уголки его губ слегка дёрнулись, будто он улыбнулся.

Аля тяжело вздохнула и отвернулась, обречённо ожидая своей фамилии, словно шла на казнь. Сердце сжималось от осознания, что сейчас повторится старый кошмар. Никто, никто не захочет видеть в своей команде новенькую. Толстую и неуклюжую Кострову. Внутри снова зазвучал знакомый голос — холодный и жестокий:

«Уродина, толстая и неуклюжая уродина. Никто и никогда не захочет тебя видеть рядом».

— Вторая команда: Редькина, Дмитриева, Муравьёв… Кострова.

Аля подошла к ребятам из второй команды. Настя Редькина, недавно ставшая старостой класса, улыбнулась ей — вежливо, но натянуто. Было видно, что она не рада присутствию Али в команде. Кирилл и Дима переглянулись, будто молча оценивая её, но промолчали. Спортивная Соня тихо вздохнула, даже не посмотрев на неё.

Игра началась. Аля отошла в сторону, стараясь держаться подальше от всех, надеясь, что мяч не прилетит к ней. Пыталась слиться со стеной, стать незаметной, как привыкла делать в московской школе. Спортивная форма неприятно липла к телу, а волосы выбивались из хвоста, падая на вспотевшее лицо.

— Аля, твой мяч! — в какой-то момент резко крикнул Дима.

Она вздрогнула, подняла голову и увидела, как белый волейбольный мяч летит прямо на неё. Сердце заколотилось, руки задрожали. Неловко вытянула ладони вперёд, пытаясь поймать его, но пальцы лишь задели мяч, и он нелепо отскочил в сторону, вылетев за пределы поля.

Раздался резкий свисток.

— Кострова, внимательней!

Полина громко засмеялась, театрально закатив глаза, и что-то шепнула подружкам, отчего те злорадно хихикнули, чувствуя свою победу. Щёки Али снова вспыхнули. Витя Лужкин из противоположной команды не удержался от шпильки:

— Ну вы и лохи! Повезло вам с игроком.

Полина подхватила, бросив на Алю колкий презрительный взгляд. Каждый такой взгляд — как удар под дых. Болезненный, выбивающий воздух из лёгких.

Ей хотелось исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь пол. Ноги — будто ватные, в горле — пересохло.

— Опять к тебе, Аля! Лови уже нормально, Кострова! — вновь крикнул Дима.

Аля в панике повернулась, пытаясь поймать мяч, но нога подкосилась, и она неловко упала на пол спортивного зала. От удара куртка и футболка задрались, открывая пухлый живот. Снова этот громкий смех и шёпот одноклассников. Сердце сжалось от унижения, а в носу предательски защипало.

— Кострова, всё нормально? — крикнул физрук, подходя ближе и недовольно качая головой. — Вставай давай.

Аля поднялась, чувствуя, как пылают щёки, а глаза наполняются слезами. Казалось, что она снова очутилась в своём кошмаре, где её окружают лишь насмешки и ненависть. Ничего не менялось. Всё повторялось по кругу, где бы она ни была. И это сжигающее чувство стыда и отвращения к себе преследовало её повсюду.

Аля поправила футболку дрожащими руками и отошла к краю площадки, чтобы больше никому не мешать. Парк возле дома бабушки, старые книги в пыльном шкафу, тихие вечера с чаем — далёкое убежище, недосягаемый рай. А здесь, под холодными люминесцентными лампами, среди шепота и взглядов, оставалось только ждать, когда закончится урок. Когда можно будет снова спрятаться.

«Уродина, толстая, неуклюжая. Никому не нужна».

Мысли кружились в голове, острые, колючие, как осколки разбитого стекла. Хотелось сорваться с места, бежать, не оглядываясь. Но куда бежать? От себя не убежишь.

Аля скрестила руки на груди, будто защищаясь от невидимых ударов. Под спортивной формой — потное, ненавистное тело. Всюду — влажно, душно, липко. И запах. Запах собственного страха и унижения, как в той московской школе, как в детских кошмарах.

Зимнеградск снова предал. Она надеялась, что здесь будет иначе. Что маленький провинциальный городок, где прошло её раннее детство, станет убежищем. Но город встретил её серым дождём и такими же серыми людьми. И, видимо, везде — в Москве, в Зимнеградске, в любой точке мира — для неё был уготован один и тот же позор.

— Отлично сыграла, Кострова! — крикнула Полина, специально подходя ближе к Роману.

Аля даже не решалась посмотреть на него. Не хотелось думать, что он видел её жир, видел, как она валялась на полу, беспомощная, нелепая. Видел и теперь тоже смеётся, как и все остальные. Больно. Стыдно.

— В следующий раз сразу сдавайтесь, так будет честнее, — добавила Полина. В её голосе звучал яд, насмешка, превосходство. Торжество хищника над жертвой.

— Хватит уже, — неуверенно попыталась заступиться Настя, но её голос потонул в общем хохоте.

— Кострова, ты подводишь команду! Оценку снижу только тебе, — раздался голос Андрея Николаевича.

Аля нервно кивнула и случайно взглянула на Романа. Тут же отвернулась, но успела заметить — на его рассеянном лице мелькнула едва заметная улыбка. Презрение? Жалость? Брезгливость? Не важно. Ей уже было всё равно. Она не могла больше сдерживаться. Слёзы потекли из глаз, внутри всё сжалось от боли. Колючей, острой, разрывающей. Не обращая внимания на физрука и крики одноклассников, обвиняющих её в поражении команды, Аля выбежала из спортзала.

Она училась здесь всего неделю, а её уже ненавидели. Уже. Она умела только это — создавать проблемы, сеять ненависть.

«Уродина. Толстая, нелепая уродина».

В раздевалке Аля села на скамейку и закрыла лицо руками. Слёзы текли по щекам — горячие, солёные, бесконечные. Теперь Роман точно никогда не посмотрит в её сторону. Для него она навсегда останется жалкой и смешной толстухой, которая не способна даже нормально поймать мяч. Которая портит всё, к чему прикасается.

Раздевалка — пустая и холодная, будто здесь никогда не было жизни. Тусклый,