Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше - Джакомо Маццариол

Прежде всего нужно рассказать про парковку, потому что именно там все и началось. На безлюдной – как это часто бывает вечером в воскресенье – парковке. Не помню точно, откуда мы ехали (вероятно, от бабушки), но помню свои ощущения: приятная истома, полный живот. Папа с мамой сидели впереди, мы с Аличе и Кьярой сзади. Солнце подсвечивало верхушки деревьев, и я смотрел в окно. По крайней мере, пытался: наш бордовый «пассат», весь в грязных следах от ботинок и в пятнах от мороженого и сока, без устали перевозивший сумки, коляски и миллионы пакетов с продуктами, настолько зарос грязью, что выражение «смотреть в окно» было к нему попросту неприменимо. Так что мир за пределами «пассата» приходилось воображать. Видеть сладкие грезы, какие видишь обычно с утра перед самым пробуждением. И мне это жутко нравилось.

Мне было пять. Кьяре – семь. Аличе – два.

В общем, повторюсь, ехали мы вроде бы от бабушки, и ничто, как говорится, не предвещало. То есть по всем признакам воскресный вечер должен был закончиться как обычно: ванная, валяние на диване, мультики. И вдруг папа, заложив крутейший вираж, точно гонщик в кино, влетел на парковку какого-то предприятия, мимо которого мы как раз проезжали. Мы переехали «лежачего полицейского» и подпрыгнули. Мама, вцепившись в ручку двери, покосилась на папу. Сейчас она ему скажет, подумал я, что-нибудь вроде: «С ума сошел, Давиде?» Но вместо этого она, улыбнувшись, пробормотала:

– Можно было и до дома подождать…

Папа не отреагировал.

– Что такое? – спросила Кьяра.

– Что такое? – спросил я.

– Что такое? – читалось в глазах Аличе.

Мама как-то загадочно фыркнула и не ответила. Папа тоже молчал.

Мы начали кружить по парковке, словно бы в поисках свободного места, хотя мест там этих было… ну, положим, две тысячи пятьсот. На всю парковку – один-единственный древний фургон, в самой глубине, под деревьями. С двумя котами на капоте. Папа ездил и ездил, пока наконец не определился с местом – очевидно, в нем было нечто особенное, поскольку папа вдруг резко затормозил и аккуратно припарковался ровно посередине между линиями разметки. Потом заглушил двигатель и открыл окно. В салон просочилась тишина, полная тайн и пропитанная запахами влажной земли. Один кот на фургоне приоткрыл глаз, зевнул и взял нас под наблюдение.

– Почему мы встали? – спросила Кьяра и, с отвращением оглядевшись, прибавила: – Почему здесь?

– Машина сломалась? – спросил я.

В глазах Аличе читался вопрос.

Родители вздохнули и обменялись взглядом, расшифровать который я не смог. В пространстве между ними струилась загадочная энергия. Поток искрящихся конфетти.

Кьяра – глаза у нее стали словно блюдца – подалась вперед:

– Вы чего молчите?

Проследив за приземлившейся на дорогу вороной, папа отстегнул ремень и повернулся к нам. Руль впился ему в бок. Мама со слегка недовольным видом сделала то же. У меня перехватило дыхание; я глядел, не понимая, и начинал уже потихоньку волноваться. Что за фокусы?

– Давай ты, Катя, – сказал папа.

Мама открыла рот, но оттуда не вылетело ни звука. Папа ободряюще кивнул.

Она вздохнула. И вот, наконец:

– Двое на двое.

Тут папа впился в меня глазами, как бы говоря: «Видал? Мы это сделали»!

Я переводил взгляд с него на маму и обратно. Что за чушь они несут?

Мама положила руку на живот. Папа, подавшись вперед, накрыл ее руку своей. Вдруг Кьяра ахнула, прижав ладонь ко рту, и пискнула:

– Не может быть!!!

– Что? – не понял я; недосказанность пугала все сильнее. – Что не может быть?

– Мы беременны! – крикнула Кьяра, вскидывая вверх кулаки, так что чуть крышу не пробила.

– Ну, строго говоря, – поправил папа, – беременна здесь только мама.

Я наморщил нос. Мы беременны? Что за чертовщина… Затем тьму прорезал луч света; что-то накатывалось на меня, точно несущийся с горы скейтборд, поднимая тучи пыли и листьев и подпрыгивая на камнях, и вот… Она сказала, двое на двое. Двое на двое. Беременна. Ребенок. Брат. Два мальчика. Две девочки. Двое на двое.

– Двое на двое? – закричал я. – Двое на двое! – Открыв дверь, я выпрыгнул из машины и бросился на колени, потрясая поднятыми вверх кулаками, словно только что отправил мяч в сетку ворот ударом через себя. Затем вскочил на ноги и, крутанувшись на месте, помчался как сумасшедший вокруг машины к папе и бросился обнимать его через окно; однако роста мне явно не хватало, так что я сумел лишь дернуть его за ухо, причем очень сильно, и даже испугался на секунду, что ему больно. Потом я вернулся в машину и закрыл дверь. От радости трудно было дышать.

– У меня будет младший брат? – заговорил я прерывистым голосом. – Правда? Когда он родится как его зовут где он будет спать запишем его на баскетбол?

Меня никто не слушал. Кьяра, навалившись на рычаг коробки передач, обнимала маму. Аличе хлопала в ладоши. Папа самозабвенно исполнял что-то вроде танца плеч. Машина буквально искрилась: воткни в нее вилку – и можно всю планету осветить.

– Эй! Это правда мальчик? – прокричал я, чтобы обратить на себя внимание.

– Правда, – кивнул папа.

– Точно?

– Точно.

Кьяра выглядела счастливой, это факт. И Аличе, конечно, тоже. Однако до моего уровня счастья им всем было далеко. Начиналась новая эпоха. Устанавливался новый мировой порядок. Мы с папой больше не в меньшинстве! Величайший переворот в истории. Трое мужчин, три женщины. Справедливость. Даешь честные выборы программы по телику! Долой бесконечные походы по магазинам! Конец позорным капитуляциям в спорах о том, что будем есть и куда поедем отдыхать!