Stories, или Истории, которые мы можем рассказать - Тони Парсонс

Рэй запихнул свой диктофон в ящик стола и последовал за Уайтом. Леон достал из сумки экземпляр брошюры и начал пролистывать его. Терри сел за стол, закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул. Это было так здорово — рассказать друзьям об увиденном. Один из лучших моментов в его работе.

Но чуть позже Терри познакомит Дэга Вуда с Мисти в клубе «Вестерн уорлд», и эти двое посмотрят друг на друга и поймут, как дорог им Терри, и тогда все будет просто идеально.

— Hv, как успехи?

Кевин Уайт опустился в кресло и положил ноги на стол. Редактор занимал единственный угловой кабинет в «Газете», и из окна Рэй видел Лондон, простирающийся внизу.

— Все нормально.

Челка упала Рэю на лицо. Три года работы в «Газете» — а ему так и не удалось перебороть застенчивость, которая одолевала его в присутствии редактора. Рэй был знаком с Уайтом с пятнадцати лет, с того момента как появился в редакции с очерком об «Иглз», написанным на лекции по английской литературе. Уайт всегда относился к нему с теплотой. Но почему-то это только усугубляло застенчивость репортера. Забавно. Ни одна рок-звезда не внушала ему подобное чувство благоговейного страха, как Кевин Уайт.

— Мама в порядке?

Она на валиуме сидит, подумал Рэй. Плачет во сне. Иногда не может подняться с кровати. А при упоминании о Джоне выглядит так, будто ее электрошоком ударили.

— Да, в порядке.

Уайт взглянул на снимок, на котором были запечатлены два малыша — мальчик и девочка. У него одного в редакции на столе стояла фотография детей.

— Представляю, через что ей пришлось пройти. — Уайт разговаривал больше с самим собой, чем с Рэем. — Ни одному родителю не пожелаю похоронить собственного ребенка.

Рэй не знал, что ответить. Как только разговор с редактором отклонялся от темы музыки, он всегда ощущал собственное косноязычие. Как и все остальные сотрудники «Газеты», Рэй считал Уайта великим человеком. Его историю знали все. Даже читатели.

В начале семидесятых «Газета» была попсовой газетенкой на грани вымирания. Называлась она «Музыкальной газетой» — более тривиального названия и не придумать. Впрочем, в те времена все газеты о музыке отличались банальными названиями — от «Нового музыкального экспресса» до «Звуков» и «Диска». Такие названия звучали бы понтово в эпоху динозавров. Но Кевин Уайт сохранил его.

Уайт бросил школу в пятнадцать лет и трудился в типографии «Дейли экспресс» вместе с отцом, дядьями, родными и двоюродными братьями, до тех пор пока какой-то бодряк из редакции не попросил подростка написать очерк в 500 слов на музыку в стиле «мотаун» с «Фо топс», «Сьюпримс», Стиви Уандером, Мартой Ривз, «Ванделлас», Смоки Робинсон и «Мираклз» в одном флаконе — его счастливый билет. Уайт продолжал стремиться вперед и работал младшим репортером в «Музыкальной газете», когда настал его звездный час. Боссы с верхних этажей дали Уайту три месяца на то, чтобы увеличить доход от рекламы и вдвое увеличить оборот. В противном случае они собирались положить конец мучениям убогой газетенки. Уайт выкинул слово «музыкальная» из названия, из офиса — всех старых пердунов, которые ностальгировали по дням, когда на первые полосы попадали очерки о гастролях «Тремелос», сплетни о тайной зазнобе «Херманз Хермитс» и рассуждения о том, выйдет ли все-таки Питер Торк из состава «Манкиз». И наконец, в финальном броске игральной кости, Уайт на свой страх и риск переманил на работу наркоманов, фриков и волосатиков из редакций подпольной прессы или, точнее, того, что от нее оставалось, потому что подпольная пресса тоже вымирала. В начале семидесятых казалось, что вымирает все. Но этим рискованным шагом Уайт сохранил газете жизнь.

Рэй мог себе представить выражение физиономий сотрудников охотничьего журнала, когда в офисном здании стали появляться новые лица — все эти беженцы из «Оз», «Реддворф», «Френдз» и «Ай-ти», наводнившие «Газету» притчами о коллективах, которые им подобные узнавали по уменьшительно-ласкательным именам. Хип. Флойд. Кво. Лиззи. Талл. Зеп. И все они, как и Рэй, обожали Кевина Уайта, потому что у Уайта хватало мужества и дальновидности делать то, на что не пошел бы никто из редакторов во всей высотке, — давать шанс.

— Ты только вернулся? — спросил Уайт.

Рэй кивнул, снова обретая уверенность, теперь, когда разговор постепенно сводился к теме музыки.

— «Син лиззи», — выпалил он. — Лестер и Бирмингем. Две тысячи слов. Центральный разворот.

— Понравились гастроли?

Рэй с улыбкой кивнул. «Син лиззи» была первой из тех групп, с которыми он ездил в гастрольные турне. Она занимала особую нишу в его сердце. Когда Рэй был еще неуклюжим школьником и не имел ни малейшего понятия, как выжать две страницы текста из сорока восьми часов с группой, ведущий вокалист группы Фил Линотт, чернокожий ирландец, позаботился о нем. Он объяснил Рэю, что во время гастролей можно пить «отвертку» за завтраком, научил брать интервью и даже нажимал за Рэя на кнопку диктофона, когда начиналась беседа.

— Ты ведь уже писал о них раньше? — спросил Уайт.

— Это будет третий очерк.

Уайт вздохнул, и от этого звука у Рэя по спине побежали мурашки. Впервые с начала беседы с редактором он заподозрил неладное.

— Вот именно, ты не раз уже это делал. — Уайт убрал ноги со стола и выглянул в окно. — И в этом одна из трудностей нашей работы. Ты не можешь делать ее вечно.

У Рэя свело желудок. Политика юных дарований, избранная Уайтом, имела обратную сторону — парней, которым едва перевалило за двадцать, отправляли на пенсию.

Но только не меня, подумал Рэй. Я слишком молод. И мне некуда больше идти. Это единственное место, где я хочу работать.

— Вот так-то, Рэй. — Редактор говорил теперь в ускоренном темпе, желая поскорее разделаться с неприятной темой. — Мы не сможем посылать тебя за интервью к новым коллективам.

— Но — «Син лиззи»!

Уайт сделал недвусмысленный жест рукой.

— Не новая. Как раз напротив. Все мы любим тех, с кем впервые ездили на гастроли. Но нельзя же писать об этом каждую неделю! — Уайт склонился почти в умоляющей позе, — Мне нужны журналисты, которые смогут взять интервью у Джонни Роттена, Элвиса Костелло, Дэга Вуда. Ты это сможешь? Посмотри только на свои волосы!

Рэй внезапно взглянул на себя глазами редактора и — отставив на мгновение в сторону отцовскую привязанность, которую испытывал к нему Уайт, — увидел, как же нелепо выглядит.

Музыка изменилась — она всегда будет меняться, но Рэй не менялся вместе с ней. «Газета» не нуждалась в юнце, грезившем о цветочках в волосах и прочей ерунде. Это же просто смешно! Рэй по-прежнему верил в мир во всем мире, любовь и акустические гитары — в то, над чем все теперь глумились. Как можно отправить кого-то вроде меня на интервью с Джоном Лидоном? Что подумают «Клэш»?

Он больше не был восходящей звездочкой «Газеты». Мир изменился за его спиной. Рэю — фанату битлов и Джона Филлипса, ребенку-хиппи — нужно было родиться на десяток лет раньше. Он был словно звездой немой эры, тогда как звук лишь начал появляться. Кевин Уайт взял в руки экземпляр «Газеты» и раскрыл ее на странице с обзором альбомов.