Венгерский рассказ - Клара Бихари

зубы и острый язык не раз заставляли и мое сердце биться чаще. Она знала, что хороша собой. Знала и то, что стоит ей взглянуть кому-нибудь из нас в глаза, коснуться как бы случайно своим упругим, круглым плечом или, сидя на скамейке среди нас, легонько дать почувствовать тепло своего бедра — и у парня голова шла кругом, как, наверно, у мотылька, что кружится вокруг манящего огня. В такие моменты каждый из нас, опустив глаза, начинал ковырять вспотевшие от волнения ладони.

Играли мы и в фанты, бегали наперегонки, задыхаясь и чуть не падая от усталости у финиша, где стояла она, смеясь своим звонким смехом и награждая милой улыбкой счастливого победителя, утиравшего со лба жемчужные капельки пота. Она охотно играла с нами, и мы готовы были на самые невероятные поступки, порой даже рискуя жизнью.

А иногда мы дрались между собой, пуская в ход кулаки, били камнями колпаки газовых фонарей, сжав ноги вместе, перепрыгивали скамейку, а то поджигали урну с мусором, куда сторож старательно собирал с газонов бумажки. Курили вкруговую одну сигарету, делая глубокие затяжки.

Но, несмотря на все это, нам вечно чего-то недоставало, а иной раз даже хотелось умереть.

Только он, наш Лгунишка, оставался прежним. В тот час, когда фонарщик начинал тыкать своей длинной палкой во мрак и у последнего столба на нашей площадке заканчивал свою вечернюю церемонию, а мы сидели на скамейке, тесно прижавшись друг к другу, Лгунишка нежданно-негаданно представал перед нами, с шумом раздвинув один из ближайших кустов. Прислонившись к дереву, он с безразличным видом плевал шелуху тыквенных семечек себе под ноги. А мы наперебой просили его рассказать что-нибудь. Он откидывал назад спадавшие на глаза непослушные вихры, и стоило ему начать, как мы сразу же умолкали.

— Давным-давно стоял недалеко отсюда огромный кирпичный завод. Самый большой на свете. И работало на нем видимо-невидимо народу. Высокая заводская труба дымила день и ночь. Те, кто работал на заводе, часто ссорились и задирали друг друга. И вот однажды земля разверзлась, и из ее недр хлынула вода. В одно утро она поглотила всех. Теперь эти люди трудятся под водой, и им никогда не выйти оттуда. Сегодня я был на том месте. Вместо завода теперь там вода. Гладкая, как зеркало. И только иногда на поверхности появляются пузыри. Старик рыбак, что сидит в своей лодчонке у берега, говорит: озеро бездонно. Все поглощает эта бездонная пучина. И много лет на телегах свозят туда мусор, и весь он исчезает в озере. А зеркальная гладь остается прежней. Берега озера заросли камышом, и в зарослях этих водится уйма птиц. Я лег в лодке на живот и заглянул в воду: ничего не видно, сплошная тьма. Завтра на рассвете пойду к озеру и нырну на дно…

И тут мы все разом загалдели:

— Врешь! Под водой человек не может жить! Без воздуха жить нельзя! Лгунишка! Захотел нырнуть на дно бездонного озера!

А один из нас спросил напрямик:

— Где оно, это озеро?

Затаив дыхание с мальчишеским злорадством глядели мы на рассказчика, припертого, как нам казалось, к стенке. Хихикая, мы подталкивали друг друга в бок.

А он, как всегда, обратил свой взор вверх, словно ожидая оттуда помощи, и тихо произнес:

— На площади Ленке, у самой улицы Фадрус. Там вечно дует ветер из пещер, со склона горы, что начинается сразу за домишками. Неподалеку и озеро бездонное.

Кивнув нам на прощание, мальчик перешагнул через тонкую проволоку, огораживающую газон, и исчез среди кустов.

Через несколько дней девочка, в которую все мы были влюблены, тряхнув кудрями, задорно спросила его:

— Ну как, был на дне бездонного озера?

Он долго смотрел на нее, потом серьезно сказал:

— Нет, у меня еще не было времени.

Девочка рассмеялась, а он тихо добавил:

— А ты красивая.

Девочка смутилась и опустила глаза. Мы замерли в ожидании, что она ответит ему. Никто из нас даже не улыбнулся — настолько неожиданным был такой поворот разговора.

— Расскажи что-нибудь, — попросила девочка, кокетливо сощурив глаза.

— Я принесу тебе чудесный подарок. Дороже серебра, дороже золота, потому что в нем все цвета радуги. Сейчас отправлюсь за ним. Далеко-далеко… Только я один знаю, где его можно достать. Если подождешь, я принесу его тебе.

Девочка слушала его, широко раскрыв глаза. Потом робко, с грустной ноткой в голосе спросила:

— Зачем ты все время врешь?

А он тихо ответил ей:

— Я всегда говорю только правду.

Ревность, которую мы во время этого разговора старались подавить в себе, прорвалась вместе с оглушительным хохотом:

— Ох и враль ты! Лгунишка!

И стены соседней фабрики вторили нам. Мальчик, может быть впервые, вздрогнул. Дрожащей рукой он пригладил волосы и, выпрямившись, смерил нас гордым взглядом. По губам его пробежала презрительная усмешка, и, резко повернувшись, он ушел.

На другой день он опять появился на площадке, вынырнув из-за кустов. Из-под залатанной рубашки он осторожно, будто вынимая свое сердце, достал пакет из папиросной бумаги. Когда он развернул его, в глаза нам ударило сияние всех цветов радуги. В руках у Лгунишки сверкало павлинье перо невиданной красоты. Медленно поворачивая его, словно любуясь игрой красок, он посмотрел на девочку и, заглянув ей прямо в глаза, тихо сказал:

— Я никогда не вру. Его принес я издалека, с диких, опасных скал. Я полз на животе, цеплялся ногтями за камни. Солнце обжигало меня, но подарок тебе я принес, потому что ты красивая.

А когда он ушел, мы решили: «Он купил его! В магазине!» И вдруг замолчали, увидев, что девочка прижала шелковистое перышко к лицу. Безмолвно, с каким-то странным выражением лица, как человек, который стал обладателем сокровища, она улыбнулась одними глазами.

На другой день в утренних газетах появилось сообщение о том, что с крутого утеса горы Геллерт пожарники сняли подростка, который искал там павлинье перо. «Толпа, собравшаяся у подножия горы, — писали бойкие журналисты, — с огромным волнением следила за мальчиком, которому угрожала смертельная опасность, а тот, уцепившись руками за выступ скалы, болтая ногами, висел над пропастью. Когда отважный брандмейстер, поднявшись по лестнице, снял мальчика и доставил его на землю, многие из толпы, не выдержав нервного напряжения, накинулись на озорника с тумаками. Сдерживая слезы, которые вот-вот готовы были брызнуть из его глаз, мальчик терпел побои, но вдруг ловким движением вырвался от своих спасителей и исчез в толпе. В руке у него сверкало павлинье перо».

Наступила осень.

Теперь Лгунишка подолгу простаивал в парке под деревом, задумчиво разглядывая желтеющую листву. Однажды та