Один толстый англичанин - Кингсли Эмис

Подобный хитрый поворот в разговоре, похоже, таил в себе новую ловушку для Роджера, но на выручку ему простодушно пришел Эткинс.

– Митч, послушай, – сказал он умоляющим тоном, склонился к Роджеру, обняв его за плечи одной рукой, а другой махнув Паргетеру, чтобы тот замолчал. – Митч, хочу тебя спросить кое о чем. Слушай меня внимательно. Скажи, почему ты нас ненавидишь?

– Ненавижу? О чем ты? Я вовсе…

– Почему ты нас ненавидишь? Ведь ты ненавидишь нас, я прав? Все вы нас ненавидите. За что? За что? Что мы вам сделали? Мы совсем не хотели быть мировым лидером. Это последнее, что нам нужно. Мы никогда не были империалистами. И все-таки вы нас ненавидите. Почему? Мы никогда не были колониалистами. Но вы тем не менее…

– Вот как, неужели не были? – Роджер бросился в бой, торопясь опередить Паргетера и тем избежать его оскорбительной поддержки. – Никогда не были ни империалистами, ни колониалистами? А что ты скажешь о войне с Мексикой и с Испанией? Почему Калифорния, Аризона, Флорида, Пуэрто-Рико и еще множество других мест носят такие странные, необычно звучащие названия, как ты думаешь? А ваш Юг! Единственная причина, по которой он не называется колонией, это то, что он часть…

– Ах, Митч, Митч, Митч! – прервал его Эткинс укоризненным вздохом. – Ведь я и так ужасный англофил, а ты стараешься меня переубедить.

– Тебя никто не сможет переубедить, дубина чертова.

Эткинс убрал руку с плеча Роджера и стоял пошатываясь.

– Это точно, никому меня не переубедить, – проговорил он и ухмыльнулся, глядя себе под ноги. – Тут, Митч, ты совершенно прав.

Роджер поднял глаза и встретился взглядом с Элен. Первый раз за весь вечер она смотрела на него прямо, не скрываясь, и взгляд ее был полон презрения. Она повернулась и вышла из комнаты, Роджер последовал за ней.

– Что с тобой происходит, Роджер? Ты, может быть, болен? Что? Набрасываешься на этого милого юношу! Почему ты всегда так ведешь себя? О Господи, это просто ужасно! Мне твое поведение начинает надоедать – и я не намерена терпеть его дальше. Что толкает тебя на такие поступки?

– Ты смеешь читать мне лекцию о том, как вести себя! И это после того, как сама поступила совершенно чудовищным образом, в присутствии всех нанеся оскорбление мне и моей стране? Столь нелепое…

– Роджер, ты в своем уме? Нет, ты самый настоящий сумасшедший. Неужели ты не способен отличить шутку от оскорбления? Куда же подевалось ваше, англичан, пресловутое чувство юмора, которым вы всегда так славились?

– Ха, это что-то новенькое! Датчанка рассуждает о юморе. Лучше поговори о…

– Я не датчанка, черт побери! Я американка!

– Ну, это вопрос спорный, дорогая, – сказал Эрнст, вошедший в комнату. В руке он держал стакан молока, вид имел бодрый, словно он только что принял душ после пробежки на свежем воздухе. – Но не стоит сейчас в него углубляться. Я что-нибудь пропустил такое, Роджер? Опять у вас маленькая драчка?

– Ты почти все пропустил, – ответила Элен, бросая на Роджера яростные взгляды. – Поедем домой, Эрнст. Если мы сейчас же не прекратим спор, то маленькой, как ты выразился, драчки не избежать.

– Да, уже поздно. Что, Роджер, никак не можешь удержаться, чтобы не затеять какую-нибудь историю? Когда все тихо-мирно, это не по тебе?

Только очутившись у себя в спальне и облачаясь в оранжевую в черную полоску шелковую пижаму, Роджер окончательно успокоился. Он мрачно думал о том, как завтра с утра придется делать покаянные звонки, когда в дверь постучали и вошел Джо с пухлой картонной папкой.

– Это роман молодого Мечера, – сказал он. – Я подумал, что ты захочешь почитать что-нибудь на ночь.

– До чего ты заботлив.

– Я слыхал, у тебя было нечто вроде стычки со Стродом.

– Этот Строд Эткинс – редкостная свинья.

– Да, знаю, иногда он просто невыносим. Не принимай близко к сердцу, ему ведь нелегко приходится. Как всем нам. И не надо его недооценивать. Башка у него отлично варит.

– Варит? Ты это серьезно? Да он полный идиот.

– Да, и тут я с тобой согласен, но где надо, он соображает. Этот его бизнес на редких рукописях – очень успешный. А литературное агентство – это так, побочное занятие. Только в прошлом году…

– Я кое-что знаю об этом его побочном занятии. Он уже целую вечность держит у себя роман мужа моей сестры. Мне каким-то образом нужно его забрать. – До того как появился Джо, Роджер думал о Памеле и о том, каким образом помириться с ней. Такая возможность могла появиться, если он вернет роман ее благоверного.

Полный истинно американской энергии или, опять же по-американски, не умеющий вовремя удалиться, чтобы провести ночь в своей кровати, Джо уселся на кровать Роджера и достал новую пачку сигарет. Несколько секунд пальцы его яростно терзали обертку, пока наконец сигарета не выскочила и он смог закурить. Затем заговорил:

– Ходят слухи, – но только между нами, Родж, ладно? – что к Отроду попали записные книжки Суинберна. Не совсем законным путем – я уже от троих англичан слышал, что эти книжки принадлежат какой-то библиотеке, только они не знают, где их теперь искать. Похоже, что Строд выжидает, когда шум уляжется, и тогда он толкнет их какому-то человеку, который любит читать такие вещи. Ну там о порке и тому подобном.

– Да, знаю, – ответил Роджер. Стоя спиной к Джо, он закончил втирать в темя питательный крем для волос и теперь незаметно массировал кожу под глазами.

– Всегда был против порки, к чему это? – недоуменно сказал Джо. – Как-нибудь по-другому наказывать, может, и стоит, но только не так. Одно время я, как последний дурак, считал, что разочек-другой можно было бы попробовать, что это такое, чтобы быть не хуже других, но, боже мой, и одного раза, когда ремень прогулялся по моей голой заднице, хватило с лихвой… А тебя, Родж, когда-нибудь пороли?

– Сия участь меня миновала, старина.

– Говорят, Суинберн попробовал розог, когда учился в младших классах. В британских школах ведь широко применялись телесные наказания, да? В связи с этим складывается интересное мнение. В психологии американцев господствует идея секса в сочетании с насилием, доброта подменяется жестокостью, правильно? Теперь многие, как ты знаешь, говорят, что больше всего в этом виноваты британцы, и вот что меня поражает…

– Дорогой мой Джо, не хотелось бы показаться грубым, но я очень устал, завтра рано вставать, так что, может быть, отложим нашу…

– О, ну конечно, Родж, извини, совсем забыл. Тогда увидимся за завтраком. Покойной ночи!

Роджер завел будильник и поставил на тумбочку рядом с кроватью. Потом опустился коленями на коврик из шкуры зебры и негромко забормотал:

– In nomine Patris, Filii, et Spiritus Sancti. Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Господи, не очень хорошо Ты поступаешь. Тебе ведь ведомы мои слабости, и все же Ты наказываешь меня. Ты не хуже меня знаешь, что я не переношу людей такого сорта. Так зачем же посылаешь мне ублюдков вроде Эткинса и Мечера и полных идиотов наподобие Паргетера, этой жалкой твари, если не хочешь, чтобы я выходил из себя? Когда этот малый начинает нести свою претенциозную херню, мерзкую свою…