Том 8. Театральный роман. Роман, пьеса, либретто. «Мастер и Маргарита» (1937–1938 гг.) - Михаил Афанасьевич Булгаков

сел на кровати. Перед ним оказался вошедший с балкона человек, лет 38-ми примерно, худой и бритый, с висящим темным клоком волос и длинным острым носом.

Он повторил «т-сс!» и сел в кресло у Ивановой постели и запахнул свой больничный халат.

— Как же это вы сюда попали? — шепотом спросил Иван, повинуясь длинному, сухому пальцу, который продолжал грозить. — Ведь решетки-то на замках?

— Решетки на замках, — повторил гость, — но Прасковья Васильевна человек рассеянный. Я у нее связку ключей стащил и таким образом получил возможность и на балкон выходить, и даже, как видите, иногда навестить соседа. Итак, — сидим? — спросил он.

— Сидим, — ответил Иван, с любопытством всматриваясь в живые карие глаза пришельца.

— Но вы, надеюсь, не буйный? — вдруг спросил тот. — А то я не люблю драк, шума и всяких таких вещей.

Преображенный Иван мужественно признался:

— Вчера в ресторане я одному типу по морде засветил.

— Основание? — строго спросил гость.

— Да, признаться, без основания, — ответил Иван, конфузясь, — там буза вышла...

— Советую вам это бросить, — сказал гость, — вы перестаньте рукам волю давать. — И опять осведомился:

— Профессия?

— Поэт, — неохотно признался Иван.

Пришедший огорчился.

— Ой, как мне не везет, — воскликнул он, но тотчас спохватился, — извините, не обращайте внимания... А как ваша фамилия?

— Понырев.

— Ай, яй, яй, — сказал гость.

— А вам мои стихи не нравятся? — без всякой обиды спросил Иван.

— Ужасно не нравятся.

— А вы какие читали?

— Да никаких я не читал! — воскликнул нервно гость.

— А как же?.. — изумился Иван.

— Что как же? Как будто я других не читал! А эти, даю вам голову наотрез, такие же самые! Ну, будем откровенны, сознайтесь — ведь ужасные ваши стихи?

— Чудовищные! — внезапно смело и откровенно сказал Иван.

— Не пишите больше, — сказал пришедший умоляюще.

— Обещаю, — торжественно заявил Иван, — обещаю и клянусь!

Клятву скрепили рукопожатием.

— Из-за чего попали сюда? — спросил [гость].

— Из-за Понтия Пилата, — ответил Иван.

— Как? — воскликнул шепотом гость и даже привстал. — Потрясающее совпадение! Расскажите, умоляю!

Иван, почему-то испытывая полное доверие к неизвестному гостю, вначале скупо и робко, а потом все более расходясь, рассказал всю историю про Патриаршие пруды, причем испытал впервые полное удовлетворение.

Его слушатель не только не выразил ему недоверия, но, наоборот, пришел от рассказа в полный восторг. Он то и дело прерывал Ивана восклицаниями: «Ну, ну! Дальше, умоляю!.. не пропускайте ничего!»

Когда шел рассказ про Понтия Пилата, глаза у гостя разгорелись, как фонари. Однажды он потряс кулаком и вскричал шепотом:

— О, как я угадал! О, как я угадал!

Когда Иван дошел до описания ужасной смерти Мирцева, гость выразился так:

— Эх, жаль, что на месте Мирцева не было критика Латунского! Но продолжайте, умоляю!

Кот, садящийся в трамвай, привел в состояние веселья гостя. Он беззвучно хохотал, даже давился, сам себе грозил пальцем, восклицал: «Прелестно! Прелестно!»

Когда Иван, поощренный до крайности своим благодарным слушателем, честно и откровенно изложил историю в Грибоедове и дальнейшее, гость стал серьезен, затуманился, Ивана пожалел, но при этом сказал:

— Вы, голубчик мой, сами виноваты. Нельзя себя держать с ним столь развязно и, сказал бы, даже нагловато. Вот и поплатились! Ну, вам простительно, вы меня извините, вы — человек невежественный...

— Бесспорно, — согласился Иван.

— А Мирцеву я положительно удивляюсь. Как же так, все-таки, не узнать его?

— Кто же он такой? — со страхом и любопытством спросил Иван.

Гость сказал, что охотно объяснил бы это Ивану сразу и тут же, но не сделает этого только потому, что боится потрясти Ивана, а тот, как бы там ни было, психически явно ущербен.

— Но, ах, ах, — восклицал гость, — что бы я дал, чтобы быть на вашем месте! Ах, ах, — он даже по комнате заходил, восклицая, — ах, ах! Ведь это какой случай!

— А он действительно был тогда у Понтия Пилата? — спросил Иван, потирая лоб. — Мне, конечно, не верят, думают, что я сумасшедший.

— Стравинский первоклассный психиатр, — отозвался гость, — но здесь он совершил ошибку, приняв ваши рассказы за бред. Вы не сумасшедший, вы все это действительно видели и слышали, как и рассказываете, но то, что случилось на Патриарших, настолько необычно, бывает так редко, что, конечно, ошибка его извинительна.

— А может, этот с дырявым глазом сумасшедший?

Гость рассмеялся.

— Не беспокойтесь, мой друг, — ответил он, — я искренно позавидовал бы вам, если бы вы имели одну десятую часть, слышите — одну десятую его ума.

— Так, стало быть, он был у Пилата.

— Без сомнения, — отрезал гость, — и я, клянусь, отдал бы связку ключей Прасковьи Васильевны, ибо больше мне отдавать нечего, это все, что у меня имеется в жизни, за то, чтобы послушать его.

— А зачем он вам так понадобился?

Тут гость рассказал свою печальную историю.

— Дело, видите ли, в том, что я написал роман как раз про этого самого Га-Ноцри и Пилата, — заговорил гость и явно взволновался.

— Вы — писатель? — спросил с великим интересом Иван.

— Я — мастер, — ответил гость, и стал горделив, и вынул из кармана засаленную шелковую черную шапочку, надел ее, также надел и очки, и показался Ивану и в профиль, и в фас, чтобы доказать, что он действительно мастер.

Затем, взяв с Ивана честное слово, что тот поступит как джентльмен и никому ничего не повторит, гость рассказал дальнейшее.

Выяснилось, что он написал этот роман, над которым просидел три года в своем уютном подвале на Пречистенке, заваленном книгами, и знала об этом романе только одна женщина. Имени ее гость не назвал, но сказал, что женщина умная, замечательная...

Мастер и Маргарита. Главы романа из шестой (второй полной) рукописной редакции, законченной 22–23 мая 1938 г.

Явление героя

— Я — мастер, — сурово ответил гость и вынул из кармана засаленную черную шапочку. Он надел ее и показался Ивану — и в профиль и в фас, чтобы доказать, что он мастер. — Она своими руками