Потешный русский роман - Катрин Лове

Увидите, все скоро наладится, успокоится, сказал он мне в тот вечер, имея в виду последнюю по времени атаку. И уточнил — как честный человек и со свойственной ему скромностью:

— До следующей бомбардировки.

Сегодня, в четверг, я отправилась на встречу с Карлом в столице нашей страны, где так много коров и всего прочего, потому что хорошо его знаю, хоть и стараюсь держаться от него на благоразумном расстоянии по причинам, о которых не стану распространяться в романе, посвященном русским проблемам. Карл способен дать не один полезный совет, и он ужасно скучает в Берне, самом швейцарском из всех маленьких швейцарских городов этой маленькой страны. А еще у него много знакомых. Как среди так называемых «приличных» людей, так и среди других, менее приличных. С тех пор как русские снова взялись за полоний-210 и разнообразные яды неизвестного происхождения, начались неконтролируемые отравления, недомогания и приступы рвоты. Повсюду. В том числе — в бескрайних степях бескрайней России, откуда не так-то просто эвакуироваться, вне зависимости от количества выпавшего снега и низких температур. Об этом нельзя забывать. Из чисто женского кокетства я льщу себя мыслью, что, если мне понадобится помощь, Карл придет на выручку, конечно, если не решит, что я просто сломала лодыжку в сибирской глубинке. Вот я и надумала прошептать ему на ушко имя моего будущего героя, романтического, трагического, но от этого не менее реального, чтобы он не смешивал гипотетическую хрупкость моих связок с будущими, куда более серьезными, неурядицами.

И Карл не смешивает.

— Выбросьте этого Ходорковского из головы и ваших сочинений, Валентина! Он вам не нужен.

— Но ведь я пишу русский роман, значит, имею полное право сделать его героем этого романа, разве нет?

— Нет. В русский роман можно поместить сколько угодно других русских. Не пытайтесь убедить меня, что не способны выбрать другого человека среди ста сорока миллионов душ, населяющих эту страну! В этой замечательной стране так много поэтов, так много, э-э-э… поэтичных поэтов.

— Увы, Карл, меня больше всего интересуют дела, старые добрые крупные дела. По моему мнению, современная проза не замечает множества реалий. А вам известно мое пристрастие к тривиальным сюжетам.

— Если вам так уж необходим русский бизнесмен, выбор широк! Возьмите другого или дайте герою вымышленное имя, надергайте фактов из разных биографий. Тысячи русских сделали блестящую карьеру.

— Я знаю, Карл, знаю. Но иногда не хватает одного единственного имени и…

Я все еще сижу, вытянув ноги, и курю. Карлу жарко, хотя на дворе унылый март и температура в кабинетах Министерства вполне нормальная. Карл потеет, потому что ходит туда-сюда, а не сидит, как обычно, в позе сфинкса. На нем костюм антрацитово-серого цвета в тонкую зеленую полоску. Он расхаживает по кабинету, как раздраженный кот, и талдычит о том, что, в конце концов, Ходорковский — русский предприниматель, делавший русский бизнес, что вся эта история русская, архирусская, и я говорю себе, что только он, на много километров вокруг, понимает весь смысл дела Ходорковского, но не знает того, что известно всем: полоска полнит, а значит, это не лучший выбор для дородного мужчины.

— Речь не о равнодушии, трусости, соглашательстве и бог его знает о чем еще, Валентина, но судьба этого вашего Ходорковского вписывается в рамки сугубо русско-русского дела, так пусть там и остается. Повторю еще раз, он — русский предприниматель, он вел русский бизнес, что, между нами говоря, предполагает массу нюансов, согласны? А теперь тянет русский срок в русской тюрьме.

— На русской каторге.

— В тюрьме, Валентина, непростительно использовать устаревшую терминологию.

— Ну хорошо, в лагере, который находится в районе, где уровень радиоактивности превышает все допустимые пределы — даже по русским меркам.

— Как бы там ни было, этому типу не место в романе. Он был богат, теперь нет, российское правосудие постаралось. Только и всего.

— Кто постарался, Карл?

— Российское правосудие, Валентина, именно оно. Если вы сравните историю Соединенных Штатов и России, найдете там много интересных совпадений.

— Ах да, сравнения…

— Вы, наверное, подумали об Аль Капоне. Да, в один прекрасный день его пришлось убрать. Россия разработала целый комплекс мер по борьбе с коррупцией, мошенничеством и отмыванием денег. Дело это долгое. Можно только восхищаться быстротой реакции, в нашей стране ничего подобного не наблюдается. Так что если время от времени происходят некоторые издержки или кто-то превышает власть…

— Иными словами, они наводят чистоту в доме?

— Приходится.

— Ну так объясните, почему результат получается обратный, Карл.

— То есть?

— Почему толпы русских взяткодателей, мздоимцев, мошенников, «прачек» и мультимиллиардеров продолжают жить припеваючи и разграблять богатства родины, целуя руку власти, которая «имеет» их, когда захочет?

— Знаете, Валентина, не вам решать, кто чист, а кто нет в стране, переживающей переходный период, это пристало журналистам, но не вам! Хочу напомнить, что российское правительство наводит порядок в стране. Они разобрались с Ходорковским и на этом не остановятся, ведь без порядка, дорогая Валентина, нет демократии.

— Демократии, Карл?

— Скажем так — демократии по-русски.

— Да пребудут ваши сейфы в мире и покое.

— Не ерничайте, Валентина.

— И тем не менее, деньги, заработанные в России, в стране не остаются, вам не кажется странным, что они неизменно утекают за границу, в том числе к нам, разве не так?

— Вы, наверное, не заметили, но капитализм изменился, мы живем в эпоху глобализации.

— А вы, возможно, предпочли бы, чтобы я оставила в покое наших коров, Карл? Из благоразумия…

— Я бы предпочел, чтобы вы меня послушались.

— Значит, Ходорковский — не более чем побочный ущерб[15]генеральной уборки, затеянной во имя установления русско-русской демократии?

— Не нам судить. Кроме того, ваш бизнесмен, скорее всего, вовсе не невинная жертва. Не забыли, чем он занимался?

— Не забыла — нефтью.

— Вот именно, нефтью, моя дорогая, а нефтью, как известно, легко замараться.

— Но она остается очень лакомым куском.

— Ну что за выражения, Валентина, такой очаровательной женщине не пристало…

— Очаровательной женщине с изящным стилем, Карл.

— Это был комплимент, поверьте.

Самое ужасное заключается в том, что я верю Карлу. Я не сомневаюсь, что он сумеет сделать все необходимое, если в самом сердце Сибири у меня вдруг начнутся в желудке боли неопознанного происхождения. Должна признаться, что возможность положиться на Карла, хоть он и находит мой стиль изящным, а дело Ходорковского считает сугубо российским, куда милее моему сердцу, чем перспектива добираться в случае несчастья до ближайшей сибирской больнички.