В раю - Пауль Хейзе

— Ирена! — шептал он, — возможно ли? Ты здесь… я… мы так неожиданно здесь встретились…

— Не неожиданно! — отвечала она еще более тихим голосом. — Я знала, что ты придешь сюда. Неужели ты думаешь, что меня интересовали маски и танцы? С этим сердцем…

Голос ее прервался; глаза наполнились слезами. Феликс придвинулся к ней еще ближе и прижал губы к маленькой ручке, продолжавшей чистить апельсин.

Она слегка вздрогнула.

— Прошу, прошу… — проговорила она, — нет… не здесь… нас видят. Феликс, разве… это правда? Ты собираешься уехать… уехать навсегда.

Последовало непродолжительное молчание. Он был так невыразимо счастлив тем, что сидел против нее, что слышал ее голос, что ощущал ее дыхание. Это был избыток счастья, какое-то упоение, какое-то опьяняющее мужество. Он чувствовал в себе непреодолимые нравственные силы для борьбы со всеми житейскими невзгодами, которые могли встретиться на его жизненном пути.

— Зачем говорить о таком грустном предмете, — сказал он, когда она устремила на него боязливые, испытующие взоры, — для этого у меня будет еще много времени впереди после окончания празднества, когда пройдет упоение и повеет на нас холодом суровой действительности. Это мой первый счастливый вечер после многих месяцев. Благодарю тебя за него, я всегда знал, что ты меня любишь, и если бы я мог быть иным…

— О, Феликс, — сказала она, глядя на него, — мне тебя жаль… Нехорошо с твоей стороны желание пристыдить меня после того, как я сама столько выстрадала. Когда же во мне пробудилось сознание, когда сама я увидала себя такою, какою я, вероятно, давно уже была в твоих глазах… О, Феликс, удивляюсь, как мог ты тогда, невзирая на все это, любить меня. Как мог ты выносить меня… Но тише, я должна сообщить тебе многое — еще сегодня должна я это сделать… сейчас… но нет, не в этой толпе… а наедине… вот идут твои друзья — скажи же, где и когда я могу с тобой переговорить?

Феликс не успел ответить, потому что к ним подошли Янсен и Юлия. Лица обоих обнаруживали горячее участие к тайному блаженству друзей. Но они старались не выказывать этого, боясь сконфузить счастливцев, и, с чувством пожав им руки, пригласили их быть vis-a-vis на первую кадриль. Потом все вместе съели апельсин, который Ирена, разделив тонкими ломтиками, подала на блюдечке.

Они были очень рады, что могли протанцевать кадриль в своем кружке. Кроме Шнеца и Анжелики с одной стороны, и капуцина с безголовым святым — с другой, к ним никто из посторонних танцующих не присоединился. Все эти восемь фигур были до крайности интересны. Резкий контраст двух карикатурных и двух изящных пар придавал кадрили совершенно своеобразный оригинальный характер. Не танцующие посетители бала с любопытством столпились в дверях, чтобы поглазеть на эту кадриль. Интересно было глядеть, как белокурая молодая венецианка, сияющая красотой и здоровьем, и молодая красивая цыганка, встречаясь в танцах, брались за руки и улыбались друг другу. С другой стороны, нельзя было не смеяться, видя, как худощавый герцог Альба, не сгибая ног, петушиною поступью шагал навстречу святому; а капуцин между тем, прикинувшись ханжою, увивался около веселой немочки. Из всего общества она, кажется, более других была рада удаче дела, о котором Шнец еще прежде намекнул ей. Она постоянно путала фигуры кадрили, разглядывая то венецианку, то цыганку и делая замечания насчет красоты то одной, то другой. Более других вслушивался в ее речи Россель, усевшийся поблизости в качестве зрителя, держа на коленях голову Гомо и по временам перебирая пальцами струны гитары, которая все еще оставалась привязанною на спине собаки.

Когда танцы окончились, Юлия, у которой сердце было преисполнено чувством любви и радости, не могла не прижать Ирену к своей груди. Горячим поцелуем запечатлела она на губах девушки пожелание счастья, которое не решалась высказать словами. Ирена ее поняла. Она покраснела и от глубины души, с непритворным чувством, отвечала на ее объятия. Ласковым поклоном она приветствовала так же и Анжелику, как старую подругу. Потом, взяв за руку Феликса, Ирена просила проводить себя в столовую.

— Сядем опять за прежний столик, — сказала она.

Он отрицательно покачал головою.

— Мне нужно быть глаз на глаз с тобою. Пойдем, здесь становится душно.

— Куда хочешь ты идти? На свежий воздух?

— На дворе оттепель, нет ни малейшего ветерка; притом ты, кажется, не очень разгорячилась. Я прикрою тебя плащом, и, уверяю тебя, мы не простудимся.

— Куда ты меня ведешь? В темный сад? — Она невольно замедлила шаги. — Что о нас подумают?

— Что мы любим друг друга и хотим это высказать один другому с глазу на глаз. Здесь, между этими добродушными людьми, вряд ли кто обратит внимание на наше отсутствие и никто не станет сплетничать на наш счет. К тому же ты уже решилась быть в дурном обществе. А кто знает, что случится завтра и будет ли время…

— Ты прав, — быстро прервала она его, — извини! Это был только проблеск старой, дурной привычки. Пойдем. Я сама думаю, что не переживу этой ночи, если не выскажу тебе всего, что у меня на душе.

Выходя из зала, он горячо прижал ее в себе. Ангел с огненным мечом заснул над кружкою пива, но так как Феликс пришел после всех, то легко, без помощи Фридолина, мог отыскать свою шляпу и плащ. Большою попавшеюся ему на глаза шерстяною шалью Анжелики он бережно окутал голову и плечи своей возлюбленной и, кроме того, накинул на нее свой плащ, так что она, казалось, могла бы перенести в таком костюме более сильный холод, чем тот, который был в действительности этой ночью.

— Мне необходимо отыскать твой ротик, — сказал он и горячо поцеловал ее.

Все это произошло почти мгновенно. В ответ на поцелуй Феликса Ирена обняла его с пылом, на который Феликс не считал ее способной, и, глядя ему прямо в лицо, в упоении восторга принимала и вызывала нежные ласки. Когда послышался шорох, Ирена стала просить, чтоб Феликс ее выпустил, но он, обхватив девушку за талию, увлек на свежий воздух. Ни одна звездочка не светилась на небе, но им казалось, что весь мир объят пламенем, через который они проходили невредимо потому только, что в их сердцах пылал еще более сильный огонь.

ГЛАВА VI

Между тем праздник шел своим чередом и без Феликса и Ирены, отсутствия которых никто даже и не заметил. Только рыжебородый капуцин устремлял нетерпеливые взоры на дверь в ожидании того, что вот появится ангел, привратник