Всадники тьмы - Анхель де Куатьэ

«Нет, не может быть, – Отто повторял эти слова, как заклинание. – Я не убивал Морица. Я не хотел. Я не убивал…»

Мысль о том, что он, Отто, убив Морица, совал планы Ордена, внушала ему ужас. Отто искал себе оправданий: Мориц лгал Ордену, его присяга Ордену была чистой формальностью, Мориц – отступник…

Не работало. Отто не верил собственным оправданиям, он не верил своей правоте. Он убил Морица как свидетеля…

Стоп! Но Отто – Старший… Отто – Старший по отношению к Морицу. Старший всегда прав. Если Старший принимает решение в отношении младшего, прав Старший. Ну и что, что Мориц умер? Значит, так и должно было быть. Все по правилам… Правила священны. Ошибки быть не может.

Отто остановился, посмотрел назад. Абсолютно пустая улица. Он сделал несколько шагов в сторону и оказался в темном проулке между зданиями. Можно перевести дыхание.

«Ошибки быть не может, – мысленно повторил Отто. – Как хорошо…»

Он поднял глаза и посмотрел в небо. И – толи ему показалось, толи было это на самом деле – в небе прямо над ним вспыхнула звезда. Яркая, необыкновенно яркая звезда. Отто смотрел на нее, как завороженный. Смотрел и вдруг заплакал. Она светила ему…

Отто испытал ни с чем не сравнимое чувство. Подобное ощущение внутреннего трепета он переживал лишь глядя на Священное Копье. Сознание становится зыбким. Ноги слабеют, подкашиваются и дрожат. Но Отто знал – это вовсе не физическая дрожь, это мерцание его энергетической оболочки. Она, свидетельствуя чудо, отделяется от его тела, чтобы соприкоснуться, соединиться с Копьем.

И в это же мгновение какой-то странный, едва различимый звук привлек внимание Отто. Словно поманил. Отто повернул голову, и его взору предстала удивительная картина. Чуть подальше, за мусорными баками, склонившись над крошечными яслями, сидела женщина. Красочный, переливающийся в свете керосиновой лампы платок покрывал ее голову. Она напевала своему малышу колыбельную песню.

Вифлеемская звезда. Богоматерь с младенцем. Поклонение волхвов.

Отто шагнул в ее сторону. Женщина обернулась.

Единственное, что успел разглядеть Отто – испуганный взгляд ее огромных черных глаз.

– А-а-а! – закричала она.

– Цыганка… – Отто затошнило, резкий, прогорклый запах помоев ударил ему в нос.

Женщина вскочила и бросилась прочь. Колыбель опрокинулась, упавшая керосиновая лампа подожгла тряпье. На мостовую выкатилась вспыхнувшая как факел безжизненная собачья тушка.

У Отто началась рвота. Он не мог остановиться. Позывы на рвоту шли один за другим. Его буквально выворачивало наружу.

Странно, но его сознание в этот момент стало вдруг абсолютно прозрачным и чистым. Глядя на обгорающий собачий труп, Отто почему-то вспомнил своего знаменитого тезку – Отто Вейнингера, что тот писал о собаке:

«Собака поступает так, как будто она чувствует свое собственное ничтожество. Она дает себя бить человеку, к которому она тотчас же снова и прижимается. Виляние хвостом у собаки обозначает, что она всякое другое существо ценит выше, чем самое себя. Эта навязчивость собаки, эти ее прыжки – есть функция раба. Страх перед собакой – есть страх перед преступником. Не случайно лай собаки предвещает скорую и ужасную смерть. Не случайно и черт у Гёте является Фаусту в образе собаки».

– Отто, ты?.. – раздалось со стороны улицы. – А я тебя ждал-ждал. Уже думал, что ты не придешь…

Отто повернул голову. Прямо напротив проулка стоял Альфред. Гумпендорф-штрассе… Отто и сам не заметил, как ноги принесли его обратно к Спирел-Кафе.

– Господи! Дохлая собака?.. Дурной знак, – Альфред подошел к Отто и потянул его за плечо. – Боже мой! Да ты весь в крови… Пойдем. Пойдем отсюда.

– Проходи, – Альфред открыл дверь в квартиру и пропустил Отто вперед.

– А где здесь свет включается? – растерялся Отто.

– Надо поискать, – ответил Альфред. – Я здесь первый день. Только приехал. Мне ее сняли.

Выключатель был найден. Свет зажегся.

Глазам Отто открылся огромный круглый зал, расположенный в эркере старинного венского дома. Высоченные окна, шитые золотом гардины с массивными кистями, гигантская хрустальная люстра, инкрустированная мебель. На полу кашемировые ковры. Старинные картины в резных рамах, высокие венецианские зеркала в характерных цветных рамах, китайский шелк на стенах.

– Сняли? – вырвалось у Отто, и он тут же смутился, почувствовав предельную бестактность своего вопроса. – Прости…

– Ничего, ничего… Действительно, мне ее сняли! – улыбнулся Альфред и ободряюще посмотрел на Отто. – Располагайся. Чувствуй себя как дома. Я сейчас.

Альфред исчез в одном из коридоров. Отто растерянно проводил его глазами.

Отто мучило два вопроса. Во-первых, почему Альфред проявляет к нему такое внимание? А во-вторых, почему с этим человеком Отто чувствует себя словно под защитой? Просто какие-то детские реминисценции?..

– Вот, я подобрал кое-что из одежды – боксеры и халат, – Альфред появился в дверном проеме и жестом позвал Отто: – Теперь в ванную! Давай-давай, смелей!

Отто замер. Мысль о том, что ему придется надеть халат, вызвала в нем тревогу. Отто всегда тщательно скрывал свою грудь – носил кофты с высокими воротниками, специальные рубашки с двумя пуговицами на воротнике, бадлоны. У него дефект – впалая грудная кость. Прямо от кадыка ключица и ребра как бы вжимаются внутрь груди, образуя своеобразную ямку. Нет, он останется в своей рубашке.

– Ну, давай же! – кричит Альфред уже из коридора.

Отто вошел в просторную ванную. Альфред последовал за ним.

– Ну, чего ты ждешь? – поторопил его Альфред. – Раздевайся.

Отто покраснел и замялся. Он испугался. Сначала за свою грудь, а потом посмотрел на Альфреда и…

– Ты что, стесняешься? – расхохотался Альфред,

– Эээ… Мм… – мычал Отто, пятился и, как корова, отрицательно мотал головой.

– Господи, дурачок! – Альфред вдруг пришел и полнейший восторг от этого невинного смущения Отто. – У тебя же кожа на затылке рассечена! Как ты собираешься мыться без посторонней помощи?..

Отто почувствовал, как его щеки стали пунцовыми от стыда.

– А ты что подумал? – улыбнулся Альфред. – Нет. Даже не рассчитывай!

Отто побагровел. На этот раз от стыда. Господи, как такая мысль вообще могла прийти ему в голову! Она пришла в голову Отто… Стыдно, стыдно, невероятно стыдно! Он заподозрил Альфреда… И еще – он ведь разделся перед Ильзе, но застеснялся Альфреда. Эти старые слухи…

– Иногда наши страхи говорят о наших желаниях больше, чем мы сами говорим себе о них, – покачал головой Альфред. – Но если ты узнаешь, почему ты боишься того, чего на самом деле хочешь, ты узнаешь себя. На досуге можешь развлечься, Отто. Заняться рефлексией… А сейчас надо остановить кровь.