Могила ткача - Шеймас О'Келли

Когда миссис Пол Мэнтон отодвинула щеколду и распахнула дверь в дом Нэн Хоган, она словно приросла к полу из-за явившегося ей зрелища.

Лежа на полу и опираясь на камин, Нэн Хоган предстала перед ней в куче причудливых платьев стародавних времен, или, как сказала миссис Мэнтон, в «великолепии прошедших лет», собранном воедино «на протяжении не одного десятилетия и не одним поколением». Тем временем упрямая голова Нэн Хоган и ее плечи оторвались от подушек, и ее единственный серо-стальной глаз впился в миссис Пол Мэнтон с неколебимым и нескрываемым неудовольствием.

— Господи прости, что это нашло на вас, Нэн Хоган? — спросила миссис Мэнтон.

— Слабость одолела, — ответила Нэн Хоган, как всегда, не скрывая раздражения.

— И огонь не горит, — проговорила миссис Мэнтон и двинулась к плите.

— Ну и что? Надо быть благодарным за искру жизни, особенно если живешь среди людей, которым лень прийти и поинтересоваться, жива ты еще или умерла.

С этими словами Нэн натянула на себя еще несколько тряпок. Миссис Мэнтон ничего не ответила. Она принесла охапку торфа из ящика в углу и разожгла огонь в камине.

— Когда вам стало хуже? — спросила она, помахивая фартуком над огнем.

— Вечером, мэм, — холодно отозвалась Нэн. — Если вас интересует точное время, боюсь, не смогу удовлетворить ваше любопытство.

— Ревматизм? — продолжала спрашивать миссис Мэнтон, не обращая внимания на тон Нэн Хоган.

— Нет, мэм, не ревматизм, потому что тогда у меня болят четыре кости.

Миссис Мэнтон подала больной горячего молока в кружке.

— Я думала, это как раз то место, — говорила Нэн Хоган, попивая молоко, — где женщина может умереть на полу, и рядом не будет ни одной христианской души, разве что вечно спящая кошка.

Нэн сделала слабое движение ногой в куче тряпья, чтобы выгнать сонную кошку, пристроившуюся в рукаве старого жакета. Но кошка лишь мягко перекатилась на другой бок и уютно свернулась в остатках когда-то великолепной мантильи.

— А крикнуть вы не могли, позвать на помощь, стукнуть чем-нибудь?

— Конечно же, могла, — с сарказмом отозвалась Нэн, — если бы у меня были силы. Но что поделать с телом, если на него нападает слабость? Я просматривала старые платья, нельзя ли сшить из чего-нибудь юбку, когда, увы и ах, силы покинули меня. Ну, я и легла, мэм, там, где стояла, а платья натянула на себя, чтобы не умереть от холода.

— Я постелю вам постель, — сказала миссис Мэнтон, отправляясь в соседнюю комнатушку.

— Какая разница, где гнить, — продолжала Нэн тем монотонным металлическим голосом, который уже давно не действовал на нервы миссис Мэнтон. — Но я думала, каким отличным местом предстанет перед всем миром Килбег, когда газеты напечатают, что старуха умерла тут без заботливого врача и милосердного священника.

Миссис Мэнтон принялась с грохотом двигать мебель. Это был ее способ отвечать на нестерпимый тон Нэн, которая подняла голову, заслышав шум в соседней комнате. Когда она заговорила вновь, ее голос стал еще более визгливым, пронзительным.

— И кстати, — крикнула она, — в Килбеге есть такие, которые ждут не дождутся, когда я умру. Есть одна охотница до дома в Килбеге, она-то уж точно на коленки встанет, чтобы поблагодарить Господа за мою смерть перед плитой в компании одой лишь кошки.

По какой-то причине именно в это мгновение в соседней комнате упал стул, и Нэн Хоган с выражением мрачного удовлетворения откинулась назад. В дверях появилась миссис Мэтон и принялась прибирать в кухне. Потом она собрала все тряпье, окружавшее Нэн Хоган, в большую кучу возле стены. Когда же дошла очередь до самой Нэн Хоган, силы как будто оставили миссис Пол Мэнтон. Нэн оказалась настолько беспомощной, что не могла подняться на ноги.

— Разве я не говорила, что стала калекой? Полагаю, мэм, вы принимаете меня за лгунью и мошенницу, тогда как я уж точно на краю могилы.

— У тебя судороги в ногах, Нэн Хоган, — отозвалась миссис Мэнтон. — И не удивительно. Позову-ка я миссис Денни Хайнс.

Пока миссис Мэнтон бегала за помощью, Нэн Хоган сидела на полу, поглядывая в окошко немигающим мрачным глазом, который придавал ей жуткий вид. Миссис Пол Мэнтон и миссис Денни Хайнс со всей возможной осторожностью помогли ей улечься на кровати.

— Я вам признательна, — сухо и не без насмешки произнесла Нэн. — Теперь мне уж недолго беспокоить килбегцев.

— Тим О’Халлоран будет тут завтра, — сказала миссис Мэнтон. — Он поможет. Наверно, сможет послать за врачом.

— Какое счастье, — ответила, коротко хохотнув, Нэн. — Почему бы не сказать, что Килбег устроит роскошные похороны, когда наконец избавится от меня.

За оставшийся день женщинам пришлось выслушать немало подобной критики в адрес Килбега.

Когда весть о болезни Нэн Хоган распространилась по Килбегу, все, у кого нашлась хоть толика времени, «пришли навестить несчастную».

Соответственно, всю вторую половину дня нескончаемый поток посетителей, спустившийся с каменных ступеней, тянулся по узкой дороге к дому Нэн Хоган.

Ее дом стоял в самой низине, так сказать, выставив себя из неровной цепочки других домов, да еще повернувшись к ним задом. Строившийся Килбег никогда не знал власти архитектора или здравого смысла инженера. Здесь не интересовались ни проектами, ни планами, ни видами, ни размерами. Дома были поставлены, как кому в голову взбрело, то есть при условии абсолютной личной свободы. Один дом, скажем так, плевать хотел на другой и демонстрировал это всем своим видом. Если, например, хозяин был человеком, любящим общество, то он ставил свой дом с оглядкой на соседей. Если же ему нравилось уединение, то он уходил подальше от дороги или в низину. Если он был агрессивен или самолюбив, то выбирал командную высоту, а если у него был отвратительный характер и он хотел досадить односельчанину, то строился прямо перед входом в дом врага, чтобы тому приходилось постоянно проходить мимо и вся его жизнь была как на ладони. Итак, дома килбегцев ясно говорили о характере их владельцев, так что взглянешь на них — и очевидно, какие люди живут под их крышами. Дом Нэн Хоган откровенно выражал отношение Нэн к Килбегу, потому что, куда ни стань, одним из углов дом Нэн обязательно тыкал в остальных.

Нэн Хоган весь день просидела на кровати в подушках, принимая гостей. Каждого следующего посетителя она мерила своим единственным глазом. И язык ни разу не отказал ей в едкой насмешке. Здороваясь, она выпускала жало, которое попадало прямо в цель. С ее лица ни разу не сошло несчастное выражение так же, как голосу ни разу не изменила неприязнь. Однако я сомневаюсь, что перед троном Клеопатры, даже когда она была в зените славы, прошло столько же льстивых красавиц, сколько прошло в тот день через крошечную комнату Нэн Хоган. Вот только Сара Финнесси не пришла. Стоило Нэн Хоган вспомнить о Саре Финнесси, и у нее кровь вскипала в жилах. Если бы Сара Финнесси переступила порог ее дома, когда она наслаждалась всеми преимуществами своей неожиданной болезни, это стало бы кульминацией всего действа.