Поколение А - Дуглас Коупленд

Я, конечно, мечтал побывать в Новой Англии, однако в мечтах эта поездка переставлялась мне не совсем так. А вернее, совсем не так. Но, как говорится, надо брать что дают. Коннектикут! Земля величавых домов, скучающих домохозяек, жен сотрудников ЮНЕСКО – и непроизносимого «к» в середине. Когда наш вертолет приземлился, мне вдруг захотелось позвонить в Шри-Ланку и заказать свитер в английскую резинку, с воротом на пуговицах, цвета топленых сливок (если он есть в наличии) и отделкой «под оперение эму». Или, может быть, разыскать кого-нибудь из многочисленных клиентов нашей компании и спросить, верна ли моя догадка насчет того, что ему (или ей) втайне хочется лишь одного – поскорее умереть.

Мы приземлились на аэродроме военно-морской базы подводных лодок в округе Нью-Лондон, на восточном берегу реки неподалеку от Гротона.

– Держись, Апу. Мы уже почти на месте.

Моим провожатым был доктор Рик, американский военный врач, который присоединился к нам на Гуаме.

Не успев поздороваться, доктор Рик окрестил меня Апу, и я сразу понял, что с этим бороться бессмысленно. Так что на время моего великого приключения я стал Апу. Я уже понял, что американцы способны воспринимать по одному иностранному имени или названию в год. Среди недавних примеров: Хаген-Даз, Надя Команечи и Аль-Джазира. А я слишком скромный, чтобы просить этих американцев объявить имя Ардж официальным иностранным именем года.

После Гуама мне почему-то запретили сидеть у иллюминатора и таким образом оборвали все мои визуальные контакты с землей и океаном под нами. Но я все-таки упросил доктора Рика, и он пообещал, что даст мне посмотреть на землю, когда мы пойдем на посадку.

Мы приземлились в Гротоне, и среди моих провожатых возник небольшой спор, как переместить меня в вертолет. В конце концов – как я понял, по причинам биологической безопасности, – меня перенесли в вертолет, словно мертвое тело. Рик держал меня за руки, а еще какой-то мужик – за ноги.

– Эй, погодите! Я же не наступил на землю!

– Тебе нельзя наступать на землю, Апу. Таковы правила.

– Но я хочу ступить на землю Коннектикута!

– Поздно, друг мой. Вы летим в Хайатсвилл, штат Мэриленд.

Мэриленд?Сказать, что я был разочарован – это вообще ничего не сказать. У меня в голове не было никаких ярких картинок, связанных с Мэрилендом. Никаких заваленных снегом тропинок. Никаких белокожих розовощеких девчонок. Никакого какао. Никаких благообразных старушек, вяжущих из толстой пряжи грубые кусачие свитера, конкурирующие с продукцией «Abercrombie Fitch». Я ничего не знал о Мэриленде.

Рик сказал, что в полете нас будет изрядно трясти, и пристегнул меня к креслу. Я высказался в том смысле, что погода прекрасная – наверное, градуса семьдесят два по Фаренгейту, – а Рик усмехнулся:

– Ну да. Семьдесят два по Фаренгейту, с большой вероятностью снежной бури. Тебе понравится эта страна, Апу.

– Пойдет снег?

Я ни разу в жизни не видел снега. Теперь я уже не особенно расстраивался из-за того, что мне не удалось ступить на землю Коннектикута. Хотя, если учесть, как мне крупно «везло» в этот день, шансы на снежную бурю были невелики.

Мы поднялись в воздух и взяли курс на восток, причем летели над Атлантическим океаном. Я спросил, почему над океаном, и мне было сказано, что это все для того, чтобы свести к минимуму вероятность моего заражения наземными болезнетворными микробами. Поэтому я не увидел больших городов Восточного побережья.

Где-то через час вертолет повернул к берегу и пошел на посадку. Внизу уже виднелся Хайатсвилл. Запутанные лабиринты дорожных развязок и прямоугольные бетонные здания, расположенные тесными группами. Городские предместья! Торговые центры! Это было уже интересно. Мне представлялись подростки, занимающиеся сексом под громкую музыку, и их аморальные родители, предающиеся разнузданному разврату на задних сиденьях огромных автомобилей. Все эти люди внизу… Они все, как один, втайне мечтают скорее умереть. И все носят свитера от «Abercrombie Fitch».

Впереди, над Вашингтоном, бушевала снежная буря. Я ее видел!

Доктор Рик сказал:

– Прости, Апу, но так надо, – и брызнул мне в лицо какой-то наркотической взвесью. А когда я проснулся, я находился уже в другом месте. В чистой, симпатично обставленной комнате с невидимым источником света, безымянной мебелью и постельным бельем анонимного производителя.

– Рик? Кто-нибудь?

Ответа не было. Впрочем, я его и не ждал. Я себя чувствовал заброшенным и одиноким, и на то были причины. Хотя после цунами одиночество – это мое нормальное состояние, которое не то чтобы сильно меня беспокоит. Тем более что у меня уже очень давно, с самого раннего детства, не было возможности как следует выспаться в мягкой, удобной постели. Да еще в комнате с кондиционированным свежим воздухом! Я попытался сосредоточиться на воспоминаниях о последних событиях, но у меня ничего не вышло. Видимо, из-за наркотического спрея – вкупе с общим потрясением организма вследствие перелета из одного конца света в другой, да еще внутри пластикового мешка – мысли сделались какими-то вялыми, рыхлыми и не поддающимися расшифровке, как сигналы спутникового вещания из Перта, принимаемые в Тринкомали. (О, этот австралийский акцент! Эти пронзительные голоса австралийских дикторш. Эти гласные звуки, которыми можно резать стекло.)

В любом случае мое одиночное заключение практически не отличалось от карантина Саманты, Зака, Жюльена и Дианы. В конечном итоге мы все оказались в этих странных стерильных комнатах, наедине со своим потрясением, замешательством, изумлением и ощущением чуда.

Я размышлял о пчеле. И о том, что она со мной сделала. Может, она заразила меня неким вирусом, или микробом, или каким-то другим носителем чужеродной «не-Арджевой» информации, которая теперь размножается у меня в крови, и когда-нибудь достигнет критической массы, и последствия будут поистине ужасными? Мне бы этого не хотелось. Наоборот. Мне хотелось бы верить, что пчела привнесла в мой организм что-то доброе, светлое и целебное. Что-то такое, что лучше, чем я. Что-то, что превратит этот мир в место, где идиотов типа Хемеша не пристреливают на стоянках и где торговые центры в предместьях всегда удивительны и прекрасны, и там постоянно поддерживают прохладную температуру, чтобы посетителям волей-неволей пришлось надевать свитера.

Я заснул.