Серная кислота - Амели Нотомб

– Надзиратель Здена сделала вам больно? – спросил кто-то.

– Нет, – отвечала она, многозначительно глядя на Паннонику, которая правильно оценила ее взгляд.

– Говорите, – вздохнула Панноника, – скажите все, что у вас накипело.

– Может, лучше вы сами скажете?

– Нет. Вам явно надо выговориться.

Воцарилась тишина.

– Неловко даже говорить. Надзиратель Здена рассказала мне, что сделала Паннонике определенного рода предложение и в награду обещала устроить нам всем побег. А Панноника отказалась.

Все взоры обратились на Паннонику, которая сидела с непроницаемым лицом.

– И правильно поступила, – сказал ЭРЖ-327.

– Вы считаете? – спросила МДА-802.

– Да ей на нас плевать, – заявил мужчина, который так и не простил, что все над ним смеялись. – Плевать, что ее отказ – это приговор нам всем!

– Замолчите, грубиян, – подняла голос одна из женщин. – Панноника, я прекрасно вас понимаю. Мы все понимаем. Надзиратель Здена – жуткое существо, и каждому из здесь сидящих было бы противно даже думать о… об этом. Однако это вопрос жизни и смерти. Точка.

– Дешево же вы цените честь! – возмутился ЭРЖ-327.

– Разве не дело чести спасти нам жизнь? – возразила женщина. – Вот вы, ЭРЖ-327, влюблены в Паннонику. Думаете, мы этого не замечаем? Но надо действительно обезуметь от любви, чтобы предпочесть свою и нашу смерть часу времени наедине с надзирательницей Зденой. Мы тоже очень любим Паннонику и восхищаемся ею, но не намерены жертвовать жизнью ради ее стремления к чистоте.

Женщина умолкла. Она выразила общее мнение, и добавить было нечего.

– Да вы просто персонажи мопассановской «Пышки»! – взорвался ЭРЖ-327.

– Нет, – отозвалась МДА-802. – И вот доказательство: я сегодня предложила вместо Панноники себя, но Здена не захотела.

Панноника сидела опустив глаза.

– Почему вы молчите? – спросила МДА-802.

– Мне нечего сказать.

– Неправда. Мы знаем, что вы человек благородный. И хотим вас понять, – настаивала МДА-802.

Панноника, вздохнув, покачала головой.

– Все из-за того, что она женщина? – невинно спросил кто-то.

– Будь надзиратель Здена мужчиной, я бы вела себя точно так же, – отрезала девушка.

– Поверьте, мы нуждаемся в объяснениях, – сказала МДА-802.

– Вы их не получите, – ответила Панноника.

– Принцесса на горошине посылает нас на смерть! – выкрикнул все тот же мужчина.

Получилось слишком громко. Заключенные, сидевшие за другими столами, повернулись в их сторону.

Все сразу замолчали. Когда атмосфера чуть-чуть разрядилась, снова поднялся гомон.

– Вы ведете себя как побежденные, – сказала Панноника. – Никто из нас не умрет, и как раз потому, что я не сделаю ни одной уступки врагу.

На другой день, когда надзиратель зачитал листок с именами приговоренных, Панноника сделала два шага вперед, повернулась в ту сторону, где, как она полагала, находилась камера, и громко произнесла:

– Зрители, сегодня вечером проголосуйте за меня! Пусть при подсчете результатов там окажется не два имени, а одно! Пусть номер СКЗ-114 получит абсолютное большинство! Все вы, сколько вас есть, пали так низко, что смотрели и продолжаете смотреть эту гнуснейшую бесчеловечную передачу. Искупить вину вы сможете лишь тем, что завтра меня приговорите. Вы должны сделать это для меня!

Она вернулась в строй.

«Увы, как я и подозревала, она совершенно сумасшедшая», – вздохнула МДА-802.

«А мы-то надеялись, что она нас спасет», – подумала вся бригада.

Даже ЭРЖ-327 дрогнул: «Она великолепна. Но можно быть великолепной и ошибаться».

Здена была сражена.

Панноника провела день в безмятежном спокойствии.

* * *

СМИ взвыли, сообщения сыпались одно за другим, в оценках чувствовалась растерянность.

Один из вариантов, многократно повторенный, возобладал над массой противоречивых версий: «Она вообразила себя Христом».

Вечером во всех газетах прошла та же информация: «Заключенная Панноника выступила сегодня утром с обращением к публике и решительно потребовала от зрителей „Концентрации“ единогласно вынести ей смертный приговор. Она недвусмысленно объявила себя искупительной жертвой, сказав, что для публики это единственная цена прощения».

Радио и телевидение, не столь щепетильные, как печать, предположили, что Панноника подвинулась рассудком.

Вечером за столом царило тягостное смущение.

– У нас, надо полагать, Тайная вечеря? – сказала МДА-802.

Панноника рассмеялась и вытащила из кармана шоколад:

– Она взяла шоколад, преломила и, раздавая ученикам, сказала: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое».[4]

– Он не так трясся над своим телом, – съязвил мужчина, который ее ненавидел.

– Поэтому я не Он, и вы не Иуда, который был трагическим и необходимым персонажем.

– Но Он хоть спасал людей!

– Вы обвиняете меня в том, что я не Христос? Фантастика!

– Не далее как вчера вы обещали, что никто из нас не умрет! – возмутился мужчина.

– Так оно и будет.

– И как же вы это сделаете? С того света, что ли, нас станете защищать? – спросил он.

– Не торопите события. Я еще не умерла.

– Ваше требование могут запросто выполнить. У вас есть дар убеждения, знаете ли.

– Я и рассчитываю, что его выполнят.

– Как же вы тогда спасете нас? – взвился он.

– Спасение как шоколад: оно вам положено, верно?

– Хватит умничать, – сказал мужчина. – Понятное дело, наши души не такие возвышенные, как ваша. Однако любой из нас на вашем месте согласился бы на предложение Здены, чтобы спасти остальных.

– Вы бы согласились и за куда меньшую цену, – отозвалась Панноника.

МДА-802 чуть заметно вздрогнула.

– Ну да, – продолжал мужчина, ничего не поняв. – Мы простые люди, человеки, и знаем, что приходится иногда пачкать руки.

– Руки? – переспросила Панноника, подчеркивая несуразность сказанного. – Я предпочла бы не слышать, что бы вы сделали на моем месте. На моем месте – только я одна, никто на место другого встать не может. И когда кто-то ради вас идет на смертельный риск, на который сами вы не способны, не воображайте, будто можете его понять, и уж тем более судить.

– А кстати, зачем идти на риск? – перебила МДА-802. – То, что предлагает Здена, ничуть не опасно.