Косовский одуванчик - Пуриша Джорджевич

– А что с Йованом?

– Убежал с женой и детьми, это меня и спасло.

– Как это?

– Оставил ключи КФОРу, двум солдатам из непальско-индийского отряда, гуркам.

– А что такое кукри?

– Не знаю, – говорю. Не захотелось мне объяснять ему, что такое кукри.

– И куда теперь? – спрашивает Слободан.

– В «Бар Кукри».

– Зачем?

– Может, немец нам все-таки поможет, а не Скендер.

– Меняешь планы?

– Война, Слободан…

– Я ее проиграл! – пропел Слободан.

– Нет, ты ее выиграешь, а вот я – сомневаюсь.

– Я боюсь! – выдавил Слободан.

– А я проголодалась.

Мы вошли в «Бар Кукри», будто последнее наше пристанище, в котором сгорим заживо или выживем. За стойкой сидел сержант Militer Police. Он махнул мне рукой, и я на ходу стала придумывать, что бы предпринять.

– Виски! – крикнула я. – И… Ты что будешь, Слободан?

– Сэндвич, – говорит Слободан.

– Два сэндвича!

– Три! – с улыбкой продолжил сержант Militer Police и протянул руку Слободану: – Джон.

Сержант Джон, на этот раз в гражданском, выглядел совсем как баскетболист. Футболка огромного размера и еще больше номер на груди – номер 11. «Какая я дура, – думаю, – лучше бы я встретила на лугу сержанта Джона». Мне даже захотелось ему прямо сейчас сказать: «Смотри, одуванчик!» – но вместо этого я бросила на стойку перед ним «Гарди-ан», а сержант Джон, приняв игру, нежно подтолкнул ко мне воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс».

За стойкой Раймонда крикнула Мики:

– Принеси три сэндвича, кстати, и мне один захвати!

Мики поплелся за сэндвичами, подмигивая мне на ходу: смотри, мол, какой Джон клевый парень. Джон подтвердил его мысль, чокнувшись стаканом молока с моим виски:

– Вы всегда так хорошо выглядите по воскресеньям?

– Ах, – говорю, – проклятое воскресенье, но зато какая чудная погода для молодого горошка!

– И еще у нас толстые газеты…

– Сложилось начало романа? – спрашиваю.

– Я все еще в поиске.

– Я подскажу вам. Господин Пилишер – еврей, которому нужна американская виза, у него брат в Сан-Диего. Командование КФОРа отказало ему, а он не смог отказать албанцам, которые отняли у него дом.

– Воскресенье! – говорит Джон. – Не думаю, что сегодня смогу помочь вам, да и завтра… Я всего лишь сержант. Поищите кого-нибудь в офицерском звании.

– Отлично! – говорю. – Я вам подарила начало романа, вы этого даже не заметили. У вас есть мобильник?

– Кому собираетесь звонить?

– А вам обязательно знать?

– Не хочется, чтобы номер моего мобильника узнали где-нибудь в Сербии.

– Да нет, я майору Шустеру позвоню.

– Тому немцу?

– Да.

– Думаете, он вам поможет?

– Получше вас, американцев!

– Почему это?

– Потому что я попрошу немца вступиться за еврея.

– О'кей!

Я, как это принято у владельцев мобильников, расхаживала с трубкой в руке по бару, набирая номер майора Шустера.

– Да… – отозвался знакомый голос.

– Это Мария. Вы меня еще помните?

– Да, я все утро думаю о вас.

– Мило с вашей стороны.

– А вот с вашей стороны некрасиво лгать мне.

– Интересно, в чем это я вас обманула?

– Я попытался навести справки о ваших родителях, про которых вы мне сказали, что их похитили албанцы. Так вот, никто их не похищал, фройляйн Мария! По нашим данным, ваши родители находятся в Белграде, живы и здоровы, проживают у родственников на бульваре Революции, переименованном в улицу короля Александра, номер 453, это где-то в районе Цветочного рынка.

– Еб твою мать! – говорю.

– Ради бога, – откликнулся майор Шустер.

– Прекрасная новость!

– Только не для меня.

– Ладно, сейчас у меня есть одно действительно серьезное предложение. Тут рядом со мной сидит Слободан Пилишер, еврей. Албанцы выкинули его из дома. Ему нужна виза – в любую страну.

Майор Шустер вежливо отвечает:

– Хорошо, высылаю машину с лейтенантом Ритингом. Он привезет его ко мне в штаб.

– Мне хочется, чтобы и вы приехали, я должна лично перед вами извиниться за свое вранье. Понимаете, мне пришлось…

– Понимаю вас, но мы должны соблюдать некие нормы, которые в обществе называют моралью. К сожалению, я не приеду, потому что побаиваюсь вас.

– Вы – меня?!

– Ну, не совсем вас, но…

– Продолжайте!

– Если я скажу это, то, боюсь, придется вновь произнести эту глупую фразу Зингера. Давайте вместо этого я сделаю для господина Слободана все, что смогу. Кстати, мы сейчас занимаемся делом господина Ашкенази и его матери.

– О, майор, огромное вам спасибо от всех евреев и сербов!

– Будьте осторожны, ведь вы сербка, и я не хотел бы, чтобы вас начали искать из-за… Ведь вы для нас – единственная зацепка, по крайней мере, так мне сказал…

– Кто? – спрашиваю. – Какая зацепка?

– Давайте бесстрастно, помните, как мы говорили? Не искушайте вашу любовь следами, за которые легко зацепиться…

– Не понимаю, – говорю.

– Спасибо за звонок!

Майор Шустер прервал разговор. Чтоб его мать, я прекрасно поняла последние слова майора Шустера! Конечно, он знает, что я бегаю за Гарольдом. Но известно ли ему, что мы только что расстались? Слободан ел сэндвич, и я крикнула ему по-сербски:

– За тобой едет немец, все будет о'кей! Раймонда встрепенулась:

– Умоляю тебя, здесь говорят по-албански или по-английски!

Она произнесла эти слова, подмигивая Мики. Тот в ответ шлепнул ее по заднице, она изогнулась, ухватила его за запястье и подняла руку вверх, совсем как на ринге.

– Теперь мы чемпионы! – пропел Мики.

– Ага, – говорю, – далековато зашло ваше межнациональное сотрудничество!

Пока мы втроем смеялись и болтали по-сербски, сержант Джон читал «Гардиан». Раймонда шепнула мне по-албански:

– Слушай, ты сможешь подтвердить, что Мики никого не убивал?

– Тебя же свои убьют, если про него узнают.

– Меня? Я – полковник УЧК, я ведь не сама явилась сюда наниматься в официантки. Это Мики на меня навалился. Говорит, давай поженимся и сбежим в Канаду.