Приятель - Дэвид МакГроги

Мы с Пэм закончили дневную беготню в поисках подходящего коттеджа и зашли пообедать в мексиканский ресторанчик в отдаленном пригороде, где подыскивали себе жилье. Может, я и есть самый большой эгоист в мире, но даже я не решился просить девочек перейти в другую школу и бросить все, к чему они привыкли, чтобы переехать на жительство поближе к Бостону.

Именно там, в кабинке «Сьерры», хрустя чертовски вкусными начос[20], извлекаемыми из стоящей перед нами корзиночки, Пэм и упомянула впервые о том, что Абигейл (она ходила во второй класс) подготовила свой проект для участия в традиционной школьной ярмарке научных работ. Состоял этот проект в том, чтобы вывести в инкубаторе, а затем и вырастить цыплят. С того дня, когда я выяснил, что Пэм и есть та самая тайная обожательница, которая прислала мне по почте роскошный галстук, прошло уже года четыре с лишним. Эти годы были порой непростыми, иногда приносили нам с нею радость, в общем, были насыщены событиями, и каждое из них, даже неприятное, неуклонно вело нас к неизбежному: в один прекрасный день мы должны были соединить свои жизни в одну и посмотреть, что из этого получится.

– Довольно любопытно, – рассеянно пробормотал я после рассказа Пэм, не придав ему ровно никакого значения. Поверьте, у меня имелись причины для того, чтобы думать о другом.

Подходила к концу зима 2009 года – период, когда почти все крупные американские газеты переживали кризис, а ведь я работал в газете, и наша «Бостон глоуб» не была исключением из общего правила. Если говорить конкретно, я работал редактором в отделе городских новостей, и работы было выше головы: под началом у меня находилось человек сто двадцать репортеров и редакторов, которые поставляли нам основную массу новостей. В силу занимаемой должности я знал и то, чего не знали многие другие: из газеты катастрофически утекали денежные средства. Доходы от рекламы быстро снижались вследствие жалкого состояния экономики, количество подписчиков неуклонно сокращалось, потому что технически подкованные бостонцы наловчились бесплатно читать выпуск газеты в Интернете. Единственное, в чем я мог быть совершенно уверен, – для газеты, которой я отдал почти всю свою сознательную жизнь, этот кризис не пройдет незаметно, и последствия обещают быть серьезными и весьма болезненными.

Неизбежно начнутся увольнения, решительное сокращение объема новостей, жесткие решения относительно того, что мы будем по-прежнему освещать, а чем придется пожертвовать. Позднее, в начале апреля, появилась статья, которая превзошла самые худшие ожидания: компания «Нью-Йорк таймс», которая владеет нашей газетой с 1993 года, готова вообще нас закрыть, если только не удастся добиться крупных уступок от профсоюзов[21], а также сэкономить несколько десятков миллионов долларов путем сокращения расходов на другие предприятия концерна. Бостон без «Глоуб» – это звучало бы до смешного нелепо, если бы не превратилось во вполне реальную перспективу.

Сейчас, когда прошло уже несколько лет после биржевого краха, случившегося осенью 2008 года, не все вспоминают о том, как тяжело было в ту пору всеобщей неуверенности и мрачных ожиданий. Крупнейшие компании увольняли рабочих тысячами. Мелкие избавлялись от постоянных сотрудников. Солидные банки балансировали на грани банкротства. И те американцы, кто еще не потерял работу, очень боялись, что вскоре это произойдет. Супруги, сидя на кухне, позволяли себе маленькие удовольствия, а затем безжалостно, как топором, рубили расходы на самое необходимое. Накопления по статье 401 (к)[22]съежились в два раза. То и дело кто-нибудь лишался недвижимости, потому что не мог вовремя выплатить деньги по ипотеке. Размер пенсий тоже катился вниз. Даже перед такими столпами экономики, как «Дженерал моторс», замаячила реальная перспектива банкротства. Как-то поздно вечером сидел я в кожаном кресле в гостиной пастельно-зеленых тонов бок о бок с одним очень богатым обитателем Бикон-Хилл[23]и уговаривал его приобрести газету «Глоуб». Он признался мне, что продает на бирже множество принадлежащих ему акций, а вырученные деньги сразу пускает на то, чтобы заткнуть растущие дыры в бюджете своих компаний. Он не исключал даже того, что ему с семьей скоро придется ночевать на улицах в Бостон-Коммон. Когда страх охватывает такого сказочно преуспевающего дельца, живущего в собственном шестиэтажном особняке, сразу начинаешь верить, что экономика стала неуправляемой и катится в тартарары.

И вот посреди этого разваливающегося мира мы с Пэм пытались вместе строить что-то новое, свое будущее. Не таким уж гладким оказался для меня путь от того вечера в гостиной бостонской квартиры, когда раскрылась тайна галстука, до нынешнего позднего обеда в одном из западных пригородов. Зато я не мог пожаловаться на монотонность и скуку. Первый год или около того мы потратили в нерешительности и колебаниях. Пэм разводилась, при этом спотыкаясь о кочки и набивая шишки при столкновении с судебной системой. Я бродил по ресторанам, жил сегодняшним днем, не заглядывая вперед, и не строил никаких планов.

Мы с Пэм хорошенько обсудили множество вопросов, и это было здорово, но в один прекрасный день решили сделать передышку – как видно, это было к лучшему. Пэм винила себя в неудавшейся семейной жизни и в том, что ее девочки тяжело переживают развод родителей. Меня же до чертиков пугало все, что олицетворяла собою Пэм: ответственность, коттедж в отдаленном пригороде, две девочки – умненькие, энергичные и не проявляющие ко мне ни малейшего интереса.