Про людей и звеzдей - Ирина Майорова

На пороге кабинета босса, где каждое утро проходили планерки, а по понедельникам (на час раньше обычного) еще и летучки, посвященные обзору номеров за неделю, Уля появилась в тот момент, когда Алиджан Абдуллаевич, стирая ладонью с полированной столешницы капли собственной слюны, заканчивал тираду:

– …Пусть только появится – кишки выпущу, а потом с распоротым брюхом на улицу вышвырну!

Пары секунд, во время которых босс переводил дух, готовясь начать все сначала, но уже в присутствии собственно объекта высочайшего гнева, Уле хватило, чтобы окинуть цепким взглядом окрестности. Редактор отдела происшествий Римма Дуговская сидела, нацепив на физиономию маску вселенской скорби, а в глазах светилось злорадство пополам с любопытством: ну и как ты, милочка, теперь выпутываться будешь? «Великий миротворец» Гена Барашков что-то чертил в блокноте. Ждать от него защиты нечего. Во-первых, потому, что Гена ее, Улю, не слишком-то жалует, а, во-вторых, в последнее время Барашкову все происходящее в редакции глубоко по фигу. Редактор отдела политики Лева Кирсанов озабоченно разглядывал длинный носок своего начищенного, как выставленный в музее серебряный кофейник, ботинка. У «главного политика» бзик на чистоте, и крошечное пятнышко на эксклюзивном башмаке способно затмить собой проблему любого масштаба. Последний взгляд на стол шефа. На нем – нынешний номер «Молодежной истины». К Уле газета лежит вверх ногами, но шрифт крупный, и она успевает прочесть: «Жена Баксова родила сына!»

– Прочитала? Ну что скажешь? – уперев в Улину переносицу неживые от гнева глаза (когда босс выходил из себя, радужная оболочка сливалась со зрачками и глаза становились похожи на две черные дыры), прошипел Алиджан Абдуллаевич. – Какую сегодня хрень гнать будешь?

Асеева молчала, давая боссу выговориться. Когда его глаза становятся похожи на глазницы в обглоданном червями черепе, лучше ничего не говорить. Стоять, положив подбородок на грудь пятого размера, и – ни гугу. Хорошо все-таки, что бюст у Асеевой такой объемный и высокий – подбородок может лежать на нем сколько угодно, и шея не затекает.

– Ты, тварь, хоть понимаешь, что из-за тебя надо мной люди смеются? И не просто какие-то там читатели, а бизнесмены! – Тут Габаритов перешел на ехидный тон. – Полгода назад Асеева притащила «бомбу»: «Толя Баксов лечится от бесплодия!» Я ее – на первую полосу, во-от такими буквами. Пары месяцев не прошло – Асеева с новостью: Лиана Баксова ждет ребенка. Спрашиваю ее, как же так, он же бесплодный? Так вылечился, говорит. «А сколько месяцев беременность-то?» – «Да всего-ничего, несколько недель». Ладно, ставим опять на первую, как «бомбу». Я предупреждаю: следить за Баксовой и днем и ночью, что она пьет, что ест, блюет по утрам или нет, врачу, который ее консультирует, бабок дать, чтоб информацию сливал: вдруг угроза выкидыша или еще что интересное… Я тебе про все это говорил или нет? Тебя, тварь, спрашиваю!

– Говорили, – еле слышно шепчет Ульяна и поднимает на босса глаза. – Только, Алиджан Абдуллаевич, не я одна виновата. За врачей не мой, а Дуговской отдел отвечает.

– А кто сказал, чтоб мы к Баксовым не лезли?! – подскакивает на стуле Дуговская. – Кто?! Кто кричал, что вы с Толей друзья? Что он тебе каждые пять минут звонит и что ты все про него самая первая узнаешь? Если бы ты не влезла, я бы все отследила. В элитных роддомах про Римму Дуговскую весь персонал в курсе, что деньги плачу исправно и все до копеечки отдаю, не зажиливаю.

– Ты хочешь сказать, я зажиливаю?! – Асеева рванулась к Дуговской прямо через длинный стол, за которым – со всех четырех сторон, плотно прижавшись друг к другу плечами, – сидели коллеги. Еще мгновение – и вцепилась бы этой «патлатой сволочуге» в жесткие космы. Пресек свару Иван Кососаженный, так часто по воле шефа меняющий должности, что вряд ли во всей редакции сейчас нашелся бы человек, который с уверенностью мог сказать, чем Ваня занимается на нынешний день.