Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн

произведя на свет многочисленное потомство. И раз он вкупе со своей дражайшей супругой наплодил семь человек детей, из которых шестеро остались в живых, значит такая судьба ему под стать. Время от времени Шаттих пересчитывал их и убеждался, что все налицо.

За главным инженером Бирком в обыденной жизни водилось много странностей. Он почти всегда работал, как большинство людей в наше время, у него были дети, как у нас с вами, он, как всё в природе, боялся смерти. В семь утра он отправлялся на службу, ничем не отличаясь в этом отношении от своих рабочих, и лицо его неизменно выражало прямоту и мужество. Вот, например, сейчас, когда мы встретились с ним впервые, он поднялся на железнодорожный мост высотой в сорок два метра — свое еще не завершенное творение. А ведь Бирку шел шестой десяток, и он занимал видное место в том самом концерне, одним из заправил которого являлся Шаттих. Если смотреть в корень, в его служебном положении было много общего с семейным. Разве ни с того ни с сего произведешь на свет семерых детей? Нет. Но Бирк действовал сообразно своей особой мудрости. Наш долг — трудиться, рожать детей и умирать. Одно нисколько не печальнее, чем другое; немного самоотверженности, немного иронии — и все это становится вполне терпимым. Самоотверженность и ирония привели к тому, что он все преувеличивал: слишком много работал и наплодил слишком много детей. Что же касается смерти…

Он уже не увертывался от нее с прежней решимостью, его жена вечно на это жаловалась. Он был неосторожен, того и гляди станет жертвой несчастного случая, а ведь он бы ничего после себя не оставил — кроме скромной страховой премии. Бирк был склонен иронически переносить неудачи; и как раз поэтому шел под уклон в такую пору, когда налицо были блестящие возможности подъема, использованные тем же Шаттихом. А в 1928 году он еще потерял жену. Перед смертью она как будто хотела выразить ему благодарность. Так по крайней мере он ее понял. Ему, мол, не в чем себя упрекнуть. Он сказал во мрак уже окутывавшей ее ночи: «Легко могло случиться, что я пустил бы на ветер наше состояние. Чувствую, что по своей натуре мог бы еще многое натворить».

Бирк с молодых лет был известным инженером. Он строил мосты и дороги в Малой Азии и в России, сначала под руководством других, а затем и самостоятельно. Его имя облетело весь мир, — а ведь таких имен, считая все области человеческой деятельности, было всего лишь несколько сот. Уже в 1900 году, в год Парижской международной выставки, Бирк пользовался такой известностью, что его избрали членом Высшего международного комитета.

Однако, несмотря на его многочисленные самостоятельные работы, нажитые им средства не превосходили капитала среднего буржуа. И все же они помогли бы детям встать на ноги. Но инфляция 1920–1923 годов целиком поглотила и это состояние. В то время Шаттих не переставал удивляться своему другу молодости. Тогда они еще не жили, как впоследствии, в одном и том же районе и даже в одном доме, но встречались в Берлине или в других местах, и при каждой встрече Шаттих допытывался, сколько же денег Бирк снова успел потерять. Сам Шаттих в то время стал много зарабатывать, и разорение друга — судьба, противоположная его собственной, — вызывало у него сочувствие. Он похлопывал Бирка по плечу, смеялся и, как обычно принято в таких случаях, соболезновал. Однако тайное чувство удовлетворения говорило ему, что все в порядке и что в мире существует внутренняя справедливость. Именно поэтому он избегал что-либо советовать Бирку в его финансовых делах или в лучшем случае давал ему неверные советы; это было своего рода испытанием. Будь у Бирка хоть какое-нибудь право оставаться в рядах имущих, он пренебрег бы советами Шаттиха.

Летом 1922 года Бирк истратил отцовское наследство. Он всегда отделял его от собственных средств; без этого наследства ему было бы трудно закончить образование и выполнить первые работы. Когда Бирк потерял все, что приобрел самостоятельно, у него остались, как в молодые годы, только шестьдесят тысяч марок — его доля в наследстве отца. Ценность этих денег упала так низко, что их хватило только на шестинедельную поездку с семьей в горы. И в один прекрасный день инженер Бирк выбыл из рядов капиталистов и проснулся пролетарием.

Переход в другой класс общества в пятьдесят лет от роду дался ему нелегко. Его предки, поколение за поколением, принадлежали к богатым людям. Каждый его предшественник начинал свою деятельность со свежими силами, был постоянно огражден от нужды и в известной мере застрахован от неудач. Отныне Рейнгольд Бирк и его наследники лишились этой защиты. Кончились деньги, кончилось и независимое положение. Миновала пора, когда он, словно какой-нибудь тенор, ездил за границу на гастроли, которые прекрасно оплачивались. Бирку пришлось с помощью своего друга Шаттиха устроиться на службу и еще благодарить за это рейхсканцлера.

Все эти потери повлекли за собой еще одну: потерю имени. К этому времени знаменитости растворились в безыменной армии трудящихся. Не то чтобы их замалчивали, отнюдь нет: их называли и показывали, но вместе с тысячами других. Даже печатный орган концерна, в котором устроился Бирк, помещал два раза в месяц около семидесяти фотографий заслуженных техников всевозможных рангов, демонстрируя их им же самим и всем их современникам.

Но как ни тяжелы были условия новой жизни, они против ожидания принесли с собой стареющему человеку обновление всех сил: он стал подвижнее, беззаботнее и завязал связи с молодежью, не знавшей иной жизни, кроме нынешней. Жизнь с самого начала научила молодое поколение не бояться необеспеченной будущности и ежеминутно грозящей безработицы. Конечно, страх этот не был преодолен до конца, они все еще боялись; но, глядя на своего зятя Эмануэля Раппа, Бирк убеждался, что молодой человек преодолевает свой страх перед жизнью, опьяняясь вечными переменами. Он уже перепробовал с дюжину самых разнообразных профессий, не считая случайных работ и военной службы. А это немало, если принять во внимание, что он ничему не учился и даже в служащие концерна попал случайно, без специальной подготовки. Ему это удалось благодаря женитьбе на Марго Бирк — дочери главного инженера. Почему он женился на Марго? Возможно, что ее сестра Инга оказалась бы ему больше под стать. Она была непосредственнее и, по-видимому, куда больше отвечала духу времени, чем мечтательница Марго. Но то, что Марго предавалась мечтам, беспокоило только отца, мать этого не замечала. Госпожа Элла Бирк всю