Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 1. Страна несходства - Александр Фурман

В саду, между цветочными грядками, хозяева дачи выставили на солнышко десятилитровую банку, на треть заполненную черной смородиной. Крупные, крепкие, с мохнатыми хвостиками ягоды сверху были покрыты слоем сахарного песка. Банка стояла себе и стояла, стекло уже слегка запылилось. Рядом росли огромные гладиолусы, на голову выше Фурмана.

Он проходил туда-сюда мимо банки, приседал, когда никто его не видел, и с тихим восхищением разглядывал сквозь стекло ягодные тельца, просевшую и взбугрившуюся сахарную поверхность. Вход в банку, которая доходила Фурману до пояса, был на удивление узким: в целом она напоминала больную, уродливо раздувшуюся бутылку. И стекло у нее было не как у обычных банок, а какое-то смугловатое, даже чуть фиолетовое… Сквозь него темно-синяя смородина, засыпанная густым сахарным снежком, звала и манила до невозможности, и казалось загадочным, что все это, весь этот сонный мир можно… поесть.

День выдался пасмурный. Под стать провисшему небу, посерел весь воздух. На его обтекающем фоне и огромные нежные гладиолусы, и пестрые астры, и притихшие печальные розы – все яркое словно помертвело и испуганно завернулось с краев, а зеленое, наоборот, влажно надулось.

Фурман выходил в вельветовой курточке с теплой подкладкой и в толстых чулках; оглядываясь, приближался к банке. Так – прогуливался. Трогал пыльное стекло. Заглядывал через горлышко. Он боялся, что если банку наклонить, все высыпется, порядок нарушится – будет видно.

Быстрые серые клочья низко неслись по небу.

Любое прикосновение холодило пальцы. Она оказалась тяжеленной: едва лишь он, обняв, попробовал наклонить ее, она чуть не вывернулась, и он, сам еле устояв на ногах, в страшном испуге вернул ее в прежнее положение.

Ему теперь уже просто хотелось это есть, жевать – любоваться он устал. При одном воспоминании о банке его охватывало странное чувство презрительной близости, переходящей в ненависть и готовность к разрушению…

Однажды вечером Сергей Сергеевич, хозяин дачи, случайно увидел Фурмана рядом с банкой. А чего она там пылится, солнца-то давно нет, того и гляди дождь пойдет, – решил он и занес банку на террасу.

– Ну-ка, попробуем, что тут у нас получилось… – с сомнением пробормотал он. Фурман, стоя неподалеку, следил за ним растерянным, мутным взглядом. Одним свободным движением Сергей Сергеевич наклонил банку и ложкой (вот как, оказывается, надо было – ложкой!..) легко зачерпнул заветную горсть. Смешно пожевав губами, он посмотрел на маленького Фурмана и сказал: «Нет, рано еще. Еще не готово… Хочешь попробовать? Иди сюда, угощу».

Вкус у ягод был самый обыкновенный, черносмородинный, но с какой-то затхлостью, и сахар – отдельно.

…Снова начались солнечные дни; приехавший в воскресенье с фотоаппаратом папа искал свежих композиционных решений, и как-то у него в голове соединились гладиолусы, маленький Шунек и эта здоровенная банка, опять пылившаяся в саду. Это была находка!

Фурмана пришлось всем долго уговаривать, он был какой-то заторможенный.

– Сашуня! Встань сюда! Сашуня, улыбнись! Ну? Улыбнись!..

– Вынь палец изо рта! – сказала бабушка.

– Поближе к ней встань, чуточку поближе! – советовал дедушка. – А то не влезет.

– Убери палец!

Пока Фурмана «щелкали», он смотрел на всех тревожно и недоверчиво, как будто ждал чего-то нехорошего. Потом он вдруг расплакался, и съемку пришлось прекратить.