Вино одиночества - Ирен Немировски

Как обычно перед сном, мадемуазель Роз принесла свечу и подоткнула одеяло Элен. Как обычно, спокойным голосом сказала:

— Поскорее засыпай и ни о чем не думай.

Она нежно провела теплой рукой по лбу Элен, как делала вот уже одиннадцать лет, вздохнула и отправилась спать.

Сердце Элен разрывалось от боли и отчаяния. Еще долго при свете свечи она смотрела на спокойное лицо мадемуазель Роз... Однако та не спала... Она тоже слышала каждый бой часов, вдыхала проникающий в комнату табачный дым. В соседней комнате тихо разговаривали родители Элен. Порой до нее доносились крики:

— Это ложь... Борис, клянусь тебе, это ложь!..

Она так искусно врала...

Еще Элен услышала:

— Ты только погляди, какими неблагодарными бывают дети... Она предпочитает нам эту иностранку, интриганку... Француженка отдаляет ее от нас...

Потом Элен слышала только неразборчивый шепот, всхлипывания и усталый голос отца:

— Ну ладно, ладно, успокойся, Белла, дорогая моя...

— Я тебе клянусь, он всего лишь мальчишка... влюбленный в меня мальчишка... Разве это моя вина?.. Ты ведь знаешь меня. Я люблю нравиться, это верно, но для меня он всего лишь ребенок... Его любовь меня забавляла, иногда просто хотелось его позлить, понимаешь? Надо быть либо глупой девчонкой, либо старой девой с больным воображением, чтобы додуматься до такого... Борис, я люблю тебя. Разве ты мне не веришь?

Элен услышала громкий вздох Кароля:

— Верю, верю...

— Тогда поцелуй меня и больше не смотри на меня так...

Звук поцелуя. Свеча погасла. Элен в отчаянии думала:

«Она же умрет... не сможет жить без меня... Она одна, совсем одна на целом свете... Как они этого не понимают?.. Как могут не видеть, что убивают ее?..»

— Я их ненавижу, — сказала она вслух, думая о матери и Максе, — как же я их ненавижу... Я бы хотела убить их, — шептала она, судорожно сжимая свои слабые руки.

А тем временем по улице на старом «форде», на котором развевались полотнища с черепами, проезжали анархисты-террористы; белые этажерки с безделушками Элен сотрясались от шума мотора. Они палили из пулемета по пустым улицам, но никто не обращал на них внимания. За закрытыми окнами спали ополоумевшие и уже со всем смирившиеся люди.

На следующий день Белла молчала словно в рот воды набрала. Кароля дома не было. Элен сгорала от стыда перед мадемуазель Роз и тоже помалкивала. Прошел еще один день. Мадемуазель Роз собирала чемоданы. Однако все шло своим чередом... Иногда страшные сны способны превратить в кошмар даже обычную жизнь. Элен продолжала учить уроки, обедать, сидя напротив матери. Вот уже несколько недель, как у них не было электричества; слабое пламя свечи трепетало в углу большой просторной комнаты. С двенадцати до двух Элен и мадемуазель Роз уходили из дома. В это время дня выстрелы раздавались редко, и на улицах было спокойно.

В глубине заброшенного дома, окна которого были заколочены досками, блестел забытый огонек. Элен вдыхала пропитанный тяжелым приторным запахом туман. В тот день они шли рядом, но вдруг Элен взяла руку мадемуазель Роз, робко пожала и более не выпускала, держа ее тонкие пальцы в шерстяной перчатке.

— Мадемуазель Роз...

Та вздрогнула и, ничего не ответив, отпустила руку Элен, словно прислушиваясь к какому-то шуму. Девочка вздохнула и замолчала. Желтый воздух с каждой минутой сгущался, становилось так темно, что порой мадемуазель Роз казалась затерянной в тумане бестелесной фигурой. Тогда Элен протягивала руку и дотрагивалась до ее пальто. Иногда в тусклом свете неожиданно вспыхнувшего газового фонаря сквозь дрожащую дымку тумана вырисовывались худое лицо, тонкие сомкнутые губы и черная бархатная шляпка. Еще с начала Февральской революции из каналов, которые никто не чистил и не укреплял камнями, исходил ядовитый запах. Город разлагался, медленно рушился под напором вод. Город из дыма, грез и тумана, постепенно уходящий в небытие.

— Я устала, — сказала Элен. — Хочу домой.

Мадемуазель Роз ничего не ответила. Однако Элен показалось, что губы ее шевелились, не издавая при этом ни единого звука, — туман заглушал голоса.

Они продолжали идти.

«Уже, должно быть, поздно», — подумала Элен.