Для Победы. Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца - Анатолий Приставкин

– Значит, ты Егоров? – спросил Мотя.

Кукушата, сгрудившись, смотрели на меня. Даже Хвостик не бросился навстречу, а испуганно выглядывал из-за чужих спин.

«А ведь и правда как чужие», – подумалось вдруг.

Вспомнились слова Маши: «Ну какие они тебе свои… Они тебе не родня! Разве до тебя еще не дошло?»

А кто тогда свои? Маша? Нет, Маша еще не своя. И уж тем более неведомый мне Антон Петрович, хоть он и оставил мне деньги. А может, я теперь вообще без своих остался?

– Значит, Егоров? – повторил Корешок вслед за Мотей, но строже. Если он молчит, значит, говорит устами Моти, а если повторяет за ним, то слова Моти приобретают более суровый смысл.

– Может, и Егоров, – сказал я. – И что?

– А мы тогда кто? – выкрикнул Бесик и сделал ко мне шаг, будто собирался со мной драться на кулачках.

– Откуда мне знать?

– Но мы не Кукушкины? Да? Не Кукушкины?

– Чакай! Чакай! – миролюбиво произнес Ангел, вступаясь за меня. – Серый-то при чем?

– А ты… Если Кукушкин, а не какой-нибудь Егоров, – огрызнулся Бесик, поворачиваясь к Ангелу, – то говори, как все! А не чавкай! Чего ты сбиваешь своим чавканьем!

Ангел пожал плечами и тихо улыбнулся:

– Это не я… Я хотел лишь сказать «подожди», а получилось «чакай»… Но почему, скажи, Серый должен знать, Кукушкины мы с тобой или нет? Он и про себя толком ничего не знает… Потому и принес документы к нам… Правда, Серый?

– А почему к нам? Зачем нам документы?

– Вот я и говорю! – воскликнул Корешок. – Зачем тетка принесла эти документы? Без них жили, без них проживем!

– Тетка-то хорошая, – вздохнул Мотя.

– А наговняла, как плохая! – наступал Бесик.

– Она деньги принесла, что отец оставил.

– Значит, отец виноват!

– Виноват, что деньги оставил… Ну, ты даешь!

– А может, он и не отец вовсе!

– А кто?

– Сказано же: враг народов… Наворовал и ту-ту!

– А много он оставил?

Все испытующе посмотрели на меня.

А у меня язык не поворачивался назвать им сумму.

– Ну, сколько?

– Там написано, – сказал я.

Открыли книжку, и все Кукушата разом уставились на цифру, проставленную чернилами в верхнем левом углу. Но с ними случилось то же, что раньше со мной: сразу это понять было нельзя. Все разглядывали палочку с нулями и молча сопели.

– Серый! Серый! – крикнул Хвостик, продираясь ко мне. – А мне покажешь? Я тоже хочу видеть!

Я взял книжку и сунул ее Хвостику.

– Сколько здесь? – спросил невинно. Но я знал, что делаю. Хвостику-то ничего не стоило это произнести. И все уставились на Хвостика, ожидая.

– Сто, – сказал он сразу.

– Сто рублей?

– Ого! Гуляма! – воскликнул Ангел.

– Гуляем! – передразнил его Бесик.

– Десять пирожков с картошкой! – ахнул Сверчок.

– А я бы мешок махры купил, – мечтательно произнес Шахтер. – Во накурился бы… Из задницы бы дым пошел!

– А я бы калоши купил, – вздохнул Корешок.

А Сандра промычала протяжней обычного: она тоже знала, куда истратить такие деньги.

Один Мотя не восторгался. Я это сразу заметил. Он раньше других догадался, что на самом деле означает эта цифра. А догадавшись, уже не суетился и не мечтал. Переживать можно из-за червонца, скажем, или сотни. А когда денег столько, что невозможно вслух произнести, то и волноваться уже незачем. Это все равно что кому-то из Кукушат подарили бы для утоления голода элеватор с хлебом! А на хрена ему элеватор: как нищему дворец! Ему кусман хлебца дай, он будет счастлив, а уж предел мечтаний – бухарик!

Мотя поглядел на Хвостика, снисходительно поправил:

– Хвостик! Ты у нас известный грамотей! Но от цифры ты оставил один хвостик… Тут вовсе не сто рублей… Правда, Серый?

Оттого, что Мотя назвал меня моим привычным именем, стало не так тяжко.

– Правда, – ответил я и вздохнул.

– А сколько? – настаивал Корешок. – Двести? А может, целых триста?!! Нет, триста пятьдесят!!!

Мотя помотал головой.

– Нет, нет, – и посмотрел на меня выжидающе. И все посмотрели. А Хвостик привстал на цыпочки, заглядывая ко мне в рот, будто мог увидеть цифру, которая оттуда вылетит.

Я знал, что от меня ждут, но не мог себя заставить произнести вслух эту цифру. Не мог, и все. Получалось бы, что верю в нее. А я в нее не верил.

Мотя, странно усмехаясь, ответил за меня:

– Ладно уж, скажу. Там написано всего-то… – Он опять посмотрел на меня, а потом обвел глазами напряженные лица Кукушат. – Всего-то… Сто тыщ.

Он назвал «сто тыщ», нисколько не затрудняясь. И я сразу же подумал, что он тоже не верит в эту сумасшедшую цифру и смотрит на нее отвлеченно, будто разговор идет о задачке на уроке.

– Это сколько? Серый? – выкрикнул Хвостик. – Это больше ста рублей?

Но все остальные молчали. Уже не спрашивали. Вопрос повис в воздухе, потому что цифру назвал не я, которому могли и не поверить. Моте верили всегда. Он не умел врать.

В это время Сверчок, которому попала в руки сберегательная книжка, перелистнул страницы и нашел то, что другие не заметили.