Фотография - Пенелопа Лайвли

— Кэт, — сказала Элейн.

Любопытно — стоило произнести ее имя, как она тут же появилась. Всего на секунду — стоит и смотрит на него. И он чувствует… что жизнь прекрасна, чувствует, как мгновенно улучшается настроение. Кэт это умела. Мимо него пронесся целый вихрь Кэт — Кэт из разных времен и разных мест. Вот она танцует с Полли — совсем малышкой Полли. Вот она — молодая супруга Глина, стоит рука об руку с ним и лучезарно улыбается. Вот сидит по-турецки в саду и плетет венок из маргариток. Она… и снова она.

— Что — Кэт? — спросил он.

Они редко вспоминают Кэт. Во всяком случае, никогда не вспоминают именно о ней. Но то и дело ее имя приходит на ум по тому или иному поводу. Что неудивительно. То и дело говорится: «Помнишь, когда… Кэт была здесь, да? Кэт часто ездила туда-то…» И Полли часто о ней говорит. Они с Полли всегда были не разлей вода.

Так с чего вдруг?

— Ты и Кэт, — говорит Элейн.

Вот и удар под дых. Кажется, комната закачалась. Хоровод Кэт исчез без следа. Остались они с Элейн, сидят в оранжерее, а за окном стрекочет газонокосилка да жужжит пчела над голубыми цветами свинчатки. Все настолько реальное и четкое, к сожалению. Сегодня вторник, половина одиннадцатого утра. В это время он должен ехать в спортзал, а вместо этого сидит здесь, и в животе у него неприятно щемит.

Что происходит? Нет… Она ведь не могла… Но как?

— Я видела фотографию, — говорит Элейн. — И записку, которая к ней прилагалась — ее написал ты.

О господи. Стоило ей произнести это, как до него дошло. Та самая фотография. Ну конечно. Он живо представляет себе этот снимок. И вспоминает, как смеялся, когда впервые его увидел. Как не смог удержаться и послал фото Кэт. Что, она его не сохранила? Глупышка, она не спрятала его подальше?

— Я вижу, ты понимаешь, о чем я, — говорит Элейн.

Господи Ииусе… Постойте, откуда…? Оливер. Это Оливер отдал ему фотографию. И… Оливер в своей «правильной» ипостаси. Он же сказал, что выбросил негатив. Неужели чертов Оливер… Или она отыскалась где-то еще… Где?

— Глин нашел ее, — говорит Элейн.

Теперь комната точно ходит ходуном. И пол шатается. Пчела жужжит пронзительно и монотонно, как бормашина. Этого не должно было случиться! Однако это случилось.

Собраться. Взять себя в руки. Дело плохо, но все вполне разрешимо, как и многое другое. Разумеется, Элейн расстроена: новость шокировала ее. Ему понадобятся все силы и возможности.

— А… Глин, — говорит он.

Теперь очередь Глина появиться в комнате. Ник отчетливо видит его, и вид у того самый грозный. Ник не слышит того, что он говорит, но, наверное, это и неважно. Глин — надо же, досадное затруднение. Но все по порядку.

— Послушай, любимая, — сказал он. — Надо просто посмотреть на случившееся с другой точки зрения. Хорошо, я не собираюсь оправдываться или врать. Жаль, что так вышло, но раз уж… хорошо, я буду честным до конца. Да, мы с Кэт когда-то, совсем недолго, мы…

— Я не хочу знать, — говорит Элейн. — Знать, когда, где и как долго. Достаточно того, что это было.

— Послушай, — начинает Ник, — да почти ничего и не было. Глупо, по-идиотски… и быстро закончилось. Все закончилось давным-давно. Задолго до ее…

— Не сомневаюсь.

— К нам с тобой это не имеет ни малейшего отношения, — частит он. — Что тогда не имело, что теперь. Глупая ошибка, и все. Кэт сказала бы точно так же.

— Вполне вероятно.

Не выходит. Значит, он задел не те струны. И сама Элейн лишает его силы духа. Сидит и спокойно смотрит, и он не может выдержать ее взгляд. Теперь он яснее, чем когда-либо, видит, что перед ним не родная жена, а чужая женщина.

Пчела умолкла. Джим отключил газонокосилку и ушел. Он вновь чувствует почву под ногами, комната перестает раскачиваться, но становится совсем другой. Все осталось на своих местах, но стало совсем не таким, как прежде.

— Что я могу сделать? — говорит он. Голос его очень тих. Ласковый и грустный голос.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — говорит Элейн.

Ушам своим не веря, он уставился на нее:

— Куда ушел?

— Твое дело. Подальше отсюда. Прочь из этого дома.

Он собирается было запротестовать: «Но это мой дом», — но тут же понимает, что это не так. Это дом Элейн. Элейн выплатила первоначальный взнос, Элейн выплачивает ипотеку.

— Пока ты здесь, — говорит Элейн, — само твое присутствие будет напоминать мне о том, что случилось. Только взглянув на тебя, я стану чувствовать себя так же, как чувствую сейчас. И провести обозримое будущее с подобным чувством не входит в мои планы. У меня полным-полно других дел.

— Но я здесь живу, — говорит Ник.

— Пока.

Мысли путаются. Да это и не мысли вовсе — панические вспышки. Но она же не может! Вполне может. Что я стану… Где я смогу…? Это так нечестно. Столько лет прошло. Я же не преступление совершил. Я хочу сказать, столько людей…

Так, спокойствие — вот что нужно. Ласковый голос разума. Элейн — разумная женщина. Она скоро поймет, что… перегнула палку. Конечно же ее это потрясло. А кого бы не потрясло?

Тихий, спокойный голос. Нежный, убеждающий:

— Послушай, я прекрасно понимаю, как ты теперь себя чувствуешь. И сочувствую. У самого на душе кошки скребут. Но мы справимся. Нельзя позволить этому испортить нашу жизнь, нашу семью. В свое время мы научимся с этим жить.

— Тебе, очевидно, прекрасно удавалось это делать долгие годы, — говорит Элейн. — А вот лично за себя я бы утверждать не стала.

В доме снова звонит телефон. И тут же умолкает. Ник замечает, что Элейн поглядывает на часы.

— Право, милая, — говорит он. — Это уже слишком. Надо немного остыть, переждать, а через несколько дней спокойно поговорим.

Элейн встает.

— Через несколько дней тебя здесь не будет, — обрывает она его. — Я скоро уезжаю. Вернусь завтра к вечеру — надеюсь, что к этому времени ты уже уйдешь. На твой счет поступят деньги, и будут исправно поступать каждый месяц. Хватит снять комнату и скромно жить. Можешь забирать свою машину. И книги. Остальные твои вещи разберем как-нибудь потом.

И она уходит. В саду снова орудует газонокосилкой Джим. Прилетела еще одна пчела. День продолжается.